Платье хорошо лежало в сундуке, и было переложено льняными вышитыми мешочками с ароматными травами – ещё прошлым летом матушка присылала из Саважа. Там они растут в горных долинах над замком, и в начале лета, когда горные луга цветут, их нужно собирать – на целый год вперёд, чтобы переложить постель, скатерти с салфетками и одежду.
Было время, Мадлен тоже ходила собирать травы – и ароматные, и лечебные, в горах хватало всяких. Её острый нюх позволял найти всё нужное быстро, поэтому в тёплые летние деньки можно было совершенно спокойно сбежать от домашних обязанностей. Конечно, графских дочерей никто не отпускал в лес и горы в одиночку – всегда с ними шёл кто-то из старшей прислуги и люди отца. Мадлен обычно сопровождал Робер – парень на пару лет постарше её самой, младший сын младшего сына, которому ничего не светило в родном доме, и его отдали в учение, а потом и на службу к графу Саважу. Он был темноволос и пронзительно зеленоглаз, и всё время смеялся, он не был магом, но лучше всех фехтовал и метко стрелял. О нет, он не позволял себе ничего по отношению к Мадлен, но его взгляд служил ей своего рода дополнительной защитой и опорой, а его рука была рядом на горной тропинке или на крутой лестнице. Он неплохо играл на гитаре и пел – было, у кого поучиться, и всегда смотрел на Мадлен поверх корпуса инструмента – глаза его сияли, и казалось, что поёт он для неё. Впрочем, может быть, так и было. На её свадьбе он был мрачен, но не сказал ни слова – наверное, думал о том, что не может предложить ей ничего, поскольку Ангерран де Кресси всё же был старшим в роду, и сын его, если родится, тоже будет старшим в роду.
Мечтала ли Мадлен о нём? Наверное, это называется так. Но – только лишь мечтала, робко и несмело.
А потом Жанно рассказал, что Робер погиб, защищая отца – в той же засаде, где оборвалась жизнь графа Саважа. И добавил, что они с Ли, Анри и Орельеном отомстили за всех погибших. Да, всё правильно, но…
Сейчас же Мадлен с удивлением поняла, что какое-то схожее с тем, давним, ощущение она поймала в обществе хромого принца – когда он не пожирал её глазами и не нюхал её рук, а просто был рядом. Например, говорил с кем-нибудь на том злосчастном празднике у Вьевиллей, держа её руку, или – когда запускал в ночное небо огни фейерверка. Рядом с ним было спокойно – как с Робером или как с Жанно. И наверное, враги разбегаются от одного его имени…
От де Кресси враги не разбегались. Да серьёзных врагов там и не было, потому что они слишком незначительны сами по себе, а если и пытаются куда-нибудь пробиться, то всем им, кроме, разве что, Жан-Люка, недостаёт силы. Уверенности, напора. Это дома Ангерран мог орать, что при дворе все сплошь дураки и трусы, а когда случалось бывать во дворце – то вёл себя тише воды, ниже травы. И когда однажды, вскоре после свадьбы, с Мадлен заговорил кто-то из приближённых короля, и она ответила, и даже улыбнулась, то во дворце Ангерран стелился перед тем человеком низко-низко, а дома надавал ей пощёчин. Потому что – нечего разговаривать с чужими мужчинами. И потом вообще не брал её ко двору, а потом она понесла, и все надеялись на сына… но родилась Аделин. Здоровой дочери оказалось недостаточно – как же, нужен наследник! А ты, мил друг, вообще смотрел, кого брал в жёны – не зря у Мадлен пять сестёр, и у матушки их было тоже не то пять, не то шесть, и у бабушки. Но доводы рассудка оказались не для Ангеррана.
После третьей дочери Мадлен поняла, что вообще не хочет больше рожать детей этому человеку. И вспомнила материнскую науку – что сделать, чтобы не беременеть. Денег в семье почти нет, этих бы детей вырастить и обеспечить, чтобы не пришлось выдавать замуж так же, как её саму, лишь бы взяли!
А потом вернулся Жанно. Они встретились при дворе – где же ещё? Она не поняла сначала, кто окликнул её – они не виделись десять лет, он уезжал мальчишкой, да и ей было тринадцать, а теперь – ему двадцать, ей – двадцать три, уже совсем взрослые. Но он был – вылитый отец, хоть и сильно моложе, и прекрасен, как волшебник из сказки. Да он и был волшебником из сказки, и ещё бесстрашным воином! Он сказал что-то друзьям – там был и его преосвященство Лионель, и принц Анри де Роган, и кто-то ещё – подбежал к Мадлен, обхватил её и закружил прямо в дворцовом коридоре. И она смеялась и плакала разом – Жанно нашёлся, Жанно вернулся, это же чудесно!
Они стояли, держась за руки, и наперебой говорили друг другу – что с ними было, где они были и как они теперь живут, когда подошёл Ангерран и больно дёрнул Мадлен за плечо. И грязно выругался. И наверное, сделал бы что-нибудь ещё, но Жанно с нехорошей усмешкой взял его за руку и вывернул так, что у того глаза на лоб полезли.
- Что это за животное, Мадлен? Неужели твой муж?
Она могла только кивнуть. Ангерран, правда, попытался что-то сказать о том, что Мадлен ведёт себя неподобающим образом, но Жанно только усмехнулся. Я, мол, её брат, сын и наследник графа Саважа, а ты кто?
Подтянулись братья Ангеррана, но Жанно отсёк их пляшущим по мраморному полу огненным полукругом. С другой стороны подлетел высокий худой парень, сероглазый блондин, он радостно потирал руки и спрашивал – что, господин Жанно, наконец-то будем драться? А то я уже соскучился! А другие друзья Жанно – все эти невозможно важные Вьевилли и Роганы – тоже подошли и смотрели на всё происходящее с усмешечками. Мадлен уже потом узнала, что его преосвященство Лионель служил с Жанно и на суше, и на море, а остальные уже по их возвращению успели пару раз побить еретиков с ним за компанию – и знали, на что он способен, а братья де Кресси – не знали.
Жанно тогда её спросил прямо в лоб – Мадлен, может ты уже станешь вдовой, и мы найдём тебе кого получше? Мадлен просто испугалась – как так, это же отец её детей. Так и сказала. Да и не особо она понимала, как это – когда получше. Просто попросила отпустить Ангеррана, и Жанно отпустил, но велел обещать, что тот будет относиться к ней, Мадлен, как подобает относиться к супруге, которая мало того, что сама по себе из достойной семьи, так ещё и мать его детей. И Ангерран послушался – хоть Жанно и был ниже его на голову и младше почти на два десятка лет. Но – способ Жанно объяснять, что и как в этой жизни, внушил ему уважение. К тому же, за спиной Жанно маячили фигуры Роганов и Вьевиллей, и бог знает, кого ещё.
С тех пор жизнь Мадлен стала намного проще, потому что братья де Кресси Жанно боялись. О нет, иногда они, всё же, зарывались, особенно Ангерран или Жан-Люк. Но Жанно им так и сказал – я же всё равно узнаю и приду. И мы посмотрим, кто прав.
А теперь Мадлен вдруг поняла, что могло быть иначе. Если бы родители не поторопились – а вдруг нашёлся бы другой жених? Не как Жанно или отец, таких не бывает, но – и не как Ангерран де Кресси?
Но тогда у неё были бы другие дети. А девочки получились просто замечательные.
Аделин напоминала Жанно в детстве. Была бы мальчиком – вышла бы точной копией. Мадлен даже казалось, что у старшей дочки с годами светлеют глаза, и из обычных вишнёво-карих становятся жёлтыми, кошачьими – как у Саважей-мужчин.
Мари была похожа на саму Мадлен в таком возрасте. Сдержанная, рассудительная и уже умеющая управляться с иголкой.
А непосредственная Шарлотта смеялась так же заразительно, как сестричка Мари.
Мадлен глянула на себя в небольшое зеркальце, поблагодарила Одиль за причёску и пошла за замечательными девочками – чтобы вместе с ними спуститься к обеду.