Конечно, оборотень мог и привирать для пущего эффекта. Но общеизвестным фактом было то, что бывшие «подопытные кролики» беспрекословно подчинялись хозяевам. Правда, здесь не могло обойтись без магии Семьи, а Маргет на ночного никак не тянул. Обычная загорелая кожа, ровные зубы… Если ему приходится питаться кровью, то зрелище, без сомнения, отвратительное.

— Иди, посмотри на свое божество.

Указание сопровождалось жестами, в голосе слышалась насмешка. Но дикаря в травяной юбке такие мелочи не должны тревожить.

Первый шаг дался особенно тяжело. Одной из причин этого стала холодная рукоять Избавителя, сунутая в мою ладонь девчонкой. По крайней мере, я надеялся, что она дала мне именно его, иначе…

— Брысь отсюда, мелюзга! — Маргет досадливо махнул рукой на Подаренную. — Или тебе тоже туда?

Казалось, она колеблется. Миг, другой — и ее пальцы судорожно вцепились в мою руку.

Послушник позволил себе короткую улыбку.

С трудом сдерживая гордость за свое актерское мастерство (лицо кирпичом сделать не так-то легко!), я боком протиснулся в приоткрытую дверь, тяня следом малолетнюю кровососку. Она, похоже, успела пожалеть о своем опрометчивом решении сунуться в ненавистное логово… нет, в дом, где жила много лет… и отказывалась сделать хоть шаг. Вот и выходило, что в святая святых послушников девчонку пришлось тащить волоком.

Будь на ее месте кто-то другой, я бы сжалился и предоставил свободу действий, но, во-первых, она сама втравила меня в историю с возвращением Белого, и, во-вторых, Маргет мог неправильно истолковать ее поспешное бегство. Нет, вру. Даже при самом сильном желании я вряд ли смог бы разжать ее пальцы, мертвой хваткой впившиеся в меня.

Кое-как войдя внутрь дома и надеясь, что медлительность будет принята за почтение, мы слегка опешили. Я так точно. И мгновенно понял, отчего крепость называют крепостью, последнее пристанище Белого — храмом, а слава о творимых послушниками чудесах медленно, но верно разносится по континенту.

Снаружи дом выглядел небольшим и довольно-таки потрепанным, а внутри! Огромный зал, облицованный бледно-голубым камнем, в глубине которого на низком постаменте стоял золотой гроб с прозрачной крышкой. Мягкий свет лился из ниоткуда, освещая лежавшего в нем. Вне всякого сомнения, в крепости находилось много чего, достойного внимания (например, чудесные фрески на стенах или мраморные статуи прекрасных девушек, да и картины в тяжелых рамах были более чем хороши), однако мой взгляд упрямо отказывался фокусироваться на чем-либо, кроме Белого.

Маргет легким движением поднял стеклянную крышку.

— Прошу!

Мы приблизились, причем теперь уже Дара тащила меня вперед.

— Вот и твоя погибель, проклятый! Ты заслужил ее! — Девчонка выхватила из моей руки черный кинжал и бросилась вперед. Только целью ее был не Белый.

Клянусь, я не имел понятия, почему ей захотелось совершить самоубийство таким кошмарным образом. Мы этого не планировали! Судя по выражению лица Маргета, он тоже не ожидал ничего подобного.

Лезвие, противно заскрежетав на пряжке ремня, по самую рукоять вошло в живот главного из послушников. Я поморщился, представив, как сейчас будет возмущаться вернувшийся из небытия ночной.

Маргет смотрел на Подаренную, не веря своим глазам. Судя по всему, он не ожидал увидеть приемную дочь. Более того, не думал, что она и вправду сможет возвратить его душу. А затем положил руки ей на плечи.

Знаю, любой мало-мальски уважающий себя мужчина должен бросаться на помощь даме в любой мало-мальски опасной ситуации, но… в следующий миг голова девушки подкатилась к моим ногам, разбрызгивая кровь по светлому полу.

Откровенно говоря, я больше растерялся, нежели испугался. Трудно было осознать увиденное, еще труднее — поверить в него. Только что она дышала, двигалась, злилась и разговаривала, а сейчас… не думаю, что Подаренная успела понять, как все обернулось. Она выбрала власть, а не месть. Впрочем, и нападение на тело Белого не осталось бы безнаказанным. Но мы же договаривались! Несколько раз повторяли простой, как мозг тролля, план: она отвлекает, я втыкаю кинжал, тело разлагается (по версии девчонки), Белый возвращается (как считал я), и во всеобщей суматохе мы пытаемся выжить. То есть сбежать.