— Итак? — поинтересовалась я, немного удивляясь, что с ним вышла, но дышалось здесь куда лучше, поэтому с чистой совестью забила на просьбу Анатоля, держаться от Слава подальше.
И что такого? Ведет себя прилично, за руки не хватает, с поцелуями не лезет. А хоть бы и полез, какое канцлеру дело? Глаза непроизвольно зафиксировались на чувственных губах мужчины, которые гляделись чересчур яркими из-за контраста со светлой кожей и черными… омутами… гла…
— Княжна.
В проеме ангелом возмездия возник Анатоль. Вот не вру, мне даже на мгновение крылья померещились, не ангельские, а такие вот, как у летучих мышек. Я хихикнула. Стойте, а что это Слав так близко, и что его руки у меня на голой спине делают? И почему ноги не держат?
— Граф дон Викт, как это понимать?
— Не ваше дело, канцлер, — Слав вздернул подбородок. — Я имею полное право говорить со своей соотечественницей, тем более до недавнего времени нас связывали довольно близкие отношения.
Ой, у него что, прикус неправильный? Бабушка, бабушка, а для чего у тебя такие большие зубы? Я опять захихикала.
— Ключевое слово здесь «были», и я в курсе, какого рода отношения вы обычно заводите. Так что пока вы находитесь на территории Каззскии, это мое дело. — Такой суровый, я пищу!
— А… Анатоль? А что слу-у-училось? — язык почему-то ворочался с трудом.
— Ваш жених вас искал и ваш отец, — ответил дор Лий таким голосом, словно меня Интерпол по всему миру ищет, а я дома на диване сижу и плюшками балуюсь, просто телефон разрядился.
— А… пы-ы-ыроводите меня, пжалста, — старательно тараща глаза, чтобы не закрывались, я качнулась в сторону Анатоля.
Тот с изрядной сноровкой меня поймал, швырнул в Слава его одежкой и потащил меня… нет не обратно в зал, а дальше по балкону, по небольшой, в десяток ступенек наружной лестнице и опять по балкону.
20
К тому моменту как мы оказались в помещении, я изрядно замерзла. И если до этого у меня язык заплетался, то сейчас зубы стучали. Но, по крайней мере, странное состояние, как после дозы забористого успокоительного проходило. И потряхивало меня, кажется, не только от прогулки в декольте по морозу.
— Ды… ды… дыай мне чт-т-то-нибу-бу-будь теп-п-пленькое.
Канцлер хмыкнул, странно на меня посмотрел, потом покрутил головой по сторонам, куда-то нырнул и швырнул в меня мягкий пушистый ком. О! Так это же Молькина шалька
Было темновато. Комнату освещал только неверный лунный свет, сочившийся из высокого, в пол, арочного окна. А вообще можно назвать окном окно, если ты через него с балкона пришел? Я задумывалась, плотненько заматываясь в шаль.
— И выпить, — твердо потребовала я, внутри все меленько дрожало, и теперь было точно понятно, что холод тут не причем.
Анатоль снова пошуршал и побулькал, на сей раз в столе, и, к моему удивлению, протянул мне стакан. Запах был знакомым. Наученная горьким опытом пития в Толиковой компании я осторожно попробовала протянутое кончиком языка. Так и есть! Это оно, жуткое зелье, от которого меня развозит, как пионерку. Так это что, у него заначка в столе? А если в столе его заначка, значит и стол его и… да, бинго! Это его кабинет. Так местоположение определили, осталось определиться с намерениями.
Я наугад шагнула к темнеющему у стола пятну, которое оказалось креслом. Забралась с ногами, ну, насколько кринолин влез, и чуточку отпила. Небо обожгло, по пищеводу пронеслась лавовая река, но дрожь внутри стала отпускать, и зубы уже не клацали. Но насладиться покоем в присутствии Анатоля было чем-то на грани фантастики.