— Сейчас же? Это ты мне сказал «сейчас же», засранец?
Почуяв свежатину, подростки расступились. Белый выплюнул сгусток крови. А Чистотец вдруг узнал в нем парнишку из вокзального туалета. Контактную линзу с Мадонной тот уже где-то потерял.
— Оставьте его в покое, — велел Чистотец.
Потом боль исчезла, зато стали складываться слова песенки… почему-то ему подумалось, что ей его научили тетя Вивиан и дядя Уолдо.
— Назад, — приказал Чистотец, и один из парней повиновался.
— Ты мне действуешь на нервы, детка, — предупредил взрослый. — А к сэру Слику никто не докапывается. Никто не достает Доктора Двустволку, Главу Росомах. У меня член длиннее, у меня пушка больше, у меня собака злее.
— Во-первых, — сказал Чистотец… и к изумлению подростков распустил штаны.
— Вот это да, мужики! Глазам не верю!
— Матерь божья!
— Во-вторых, смешное у тебя ружьишко.
Сэр Слик поднял «моссберг», но обнаружил, что в руках у него теперь не обрез, а клюшка для игры в гольф, причем дешевенькая.
— Будь я!..
—
Слик отшвырнул клюшку.
— А в-третьих…
Чистотец щелкнул пальцами, и, поднявшись, страшный пес сделал несколько шагов и сел у его ног.
Под запаршивевшей черно-полосатой шкурой, которая выглядела так, словно кто-то замешал с грязью тесто из пива с костяной мукой, у бойцовой собаки перекатывались мускулы. Грудь у нее была широкая, как у мандрила, но бояться следовало головы: сдавленный череп с маленькими, торчащими как два бритвенных лезвия ушами, покрытые шрамами брылы в слюнявой пене. Но за тупой жестокостью в тусклых как болотные провалы глазах Чистотец разглядел страдание и страх, которые напомнили ему прячущегося ребенка, мальчика в шкафу, ждущего, чтобы злой дядя прошел мимо. Он протянул руку, и мутант вывалил распухший влажный язык со слабой, но отчетливой железистой вонью крови.
— Ладно. Значит, тебя на испуг не возьмешь.
— Сомневаюсь, что меня хоть на что-то возьмешь. — Чистотец похлопал зверя по голове.
— Кто не боится, становится трупом, — сплюнул Слик.