— Нет! — вырвалось у Чистотца. — Мы не похожи. Не знаю, как это происходит… но эти сны не мои! А вы, святой отец… если вы заслуживаете так называться…
Вырезанная у него на спине цитата жгла как кристаллики марганцовки.
— Знаю! — взвизгнул старый священник, закрывая дрожащими руками лицо. — Но я же не один такой! Их много… они творят ужасные вещи! Все время! А у меня только порочные мечты!
Чувствуя подступающую к горлу тошноту, Чистотец бросился вон из исповедальни, вышибив по пути какую-то дверь. Снаружи воздух был полон пыли и этанола, но теперь даже как будто освежал. Мимо тянулась вереница кришнаитов. Пристроившись в хвост, он следовал за их песнями и барабанным боем до ближайшего перекрестка, а там в голове у него понемногу прояснилось, и жуткое жжение в спине немного спало.
Посчитав себе пульс, отец Доминик подождал еще немного, удостоверяясь, что странный незнакомец действительно ушел. Потом он услышал необычный звук — то ли шепот, то ли треск. Он толкнул дверь, но та не поддалась. Спокойно, соберись. Мечты о мальчиках… Нечистые мысли сбили его с пути истинного. Забормотав вполголоса молитву, он невольно придвинулся к решетке. У него возникло странное ощущение: будто стенки исповедальни сдвигаются. Он отер рукавом влажный лоб. Руки у него дрожали. Дверь не поддавалась. Он позвал на помощь. Воздух казался плотным, как старый бархат. Как же исповедальня может сужаться? Это же безумие. И все равно он не мог отделаться от мысли, что стены надвигаются на него. Трудно дышать! Места нет! Но такого не может быть! Вот что бывает, когда слушаешь, как люди облегчают себе душу и раскрывают свои мысли.
Это лишь минутная слабость, совсем не похожая на годы и годы истинно…
«О Боже, — подумал он. — Исповедальня действительно уменьшается… сдвигаются стены…»
— Помогите! — крикнул священник. — Кто-нибудь! Пожалуйста! Простите меня…
Глава 7
Призрачное мясо
Голову Чистотца прошивала боль. Все казалось отвратительным. Изношенным, выродившимся. Пора возвращаться на вокзал и снова в путь. Глухой городок Дастдевил в штате Техас, наверное, мал, а значит, если у него там были когда-то связи, его там обязательно узнают. А если нет, значит, карта ни на что не годится, и придется искать другой план.
Повернув, он направился назад, держа курс на сверкающий «Центр Чунга», но, сам не зная как, вдруг очутился в лабиринте лачуг и стащенных с рельс товарных вагонов. Остовы разбитых машин стояли, опираясь друг на друга карточными домиками, меж выжженными манекенами завесой клубился цветной дым. Женщины всех возрастов сидели, раздвинув ноги, откинувшись на продавленные диваны или на платформы грузовиков, подманивали его усталыми голосами. Ему встречались люди с искусственными конечностями, голые мужчины или мальчики, распростершиеся на капотах машин. Монтажные сети колыхались как паутина, извивались тела… Запах немытых гениталий сродни протухшему салу или гниющей рыбе. Чистотец уже повернулся бежать, как услышал поблизости крик.
За расписанным флуоресцентными граффити мусорным контейнером банда чернокожих подростков раздела белого мальчика. На стреме стоял высокий черный мужчина в парике из оптоволоконного стекла, экранчик у него на гульфике вспыхивал словом «СЛИК». Из-под шубы до полу на росомашьем меху выглядывали носки сапог из кожи эму. На сгибе локтя примостился обрез «моссберг», рядом сидел в напряженно высокой стойке генетически модифицированный канарский мастифф[36].
— Тебе чё надо, шар бильярдный? — спросил мужик.
Тут Чистотцу пришло в голову, что, если прямо сейчас он отсюда не уберется, его убьют. А если уберется, убьют мальчика.
— Да этот педик богатенький, — прохрипел один парнишка. — Чё скажешь? Чё с ним делать?
— Может, руку отрубим и ею его трахнем? — улыбнулся взрослый. — Самоизнасилование, детка.
— Прекратите! — крикнул Чистотец, бросая в мусорный бак кирпич.
— Чё ты лезешь, козел? — нахмурился взрослый. — Тебе-то что, а? Чё, не видишь, что мальчики чувака в порядок приводят? Сам понимаешь, терапия.
— Прекратите, — повторил Чистотец, чувствуя, как голову ему затопляет жаркая боль. — Сейчас же прекратите.