— Ну и пусть, — пробормотала я, прижимаясь губами к его животу. — Я так хочу.
Я целовала его неистово, потом отбросила полотенце и прихватила за уже вставшую часть ладонью и слегка сжала. Он застонал и, опрокинув меня на кровать, стал покрывать тело поцелуями. Дошел до груди и потом губ. Подхватив под колени, перевел меня на постель, сняв полотенце. Мы отдавались друг другу вновь и даже с еще большей страстью, нежели прежде — то ли от холода, то ли от вновь возникшего желания.
— Жажда! — Так потом определила я, вспоминая наши объятия. — Жажда обладания! Вот чего мы боялись и чего хотели. Оба!
Заснули только когда начало светать, и спали до самого полудня. Очнулись, когда услышали шум машины и голоса во дворе. Это приехали хозяева приютившего нас дома — Глаша с Иванычем. Надо было вставать и одеваться, пока они не вошли.
— Христос Воскресе! — громко вскрикнули они, входя в комнату.
— Воистину воскресе!
Ответил генерал и перекрестился. Я вторила ему полу шёпотом, и тоже перекрестилась.
Мы расцеловались, как и положено христианам в день Пасхи.
— Ну, здравствуйте, люди добрые! — улыбался Иваныч. — С праздничком христовым!
— И вас! И вас! — сказали мы с генералом.
Они смотрели на нас и понимающе улыбались.
Глава 34
Мы были слегка смущены перед внимательными взорами своих друзей. Конечно, я понимала, что всё это они продумали и обговорили заранее, но всё же некая досада меня брала, что не посвятили. То ли хотели сделать сюрприз, то ли боялись, что не соглашусь. Скорее и то и другое, иначе зачем он приехал и при том на одни сутки, как сказал мне между поцелуями. Так что этот день был единственным выходным, среди его заполненных делом будней.
А потом произошло то, о чем я не могла и подумать! Только тогда я поняла, зачем они ездили в монастырь, как рассказала мне Глаша, расставляя на столе кушанья к пасхальной трапезе. Там они стояли ночь и святили куличи.
Перед тем, как нам сесть за стол, Иваныч вынул из белого полотенца икону Спаса и приказал нам встать на колени. Глаша спросила про крестик. Я показала его в руке, а генерал на шее.
— Когда надел не помнила. А может, просто не заметила. — Подумала я, надевая крест сама. Потом Глаша зажгла свечи и подала нам в руки. Присоединилась к мужу, держа в руке узелок.
— Дети мои! — начал Иваныч, перекрестившись и поцеловав икону. — Перед ликом Спасителя, благословляю вас на брак! Живите справно, любите друг друга и размножайтесь, как велит Господь! Я не батюшка, — продолжил он, — но испросив, тот разрешил от его имени провести эту церемонию. Так что, перед Богом и людьми вы теперь муж и жена! Благословляю!
И три раза наложил на нас крест, махнув иконой.
Поднес к нам. Мы поцеловали и перекрестились. Потом Глаша дала чашку с вином, вероятно с кагором, и мы отпили, приложившись трижды. Развязав узелок, протянула его генералу:
— Кольца. Освященные! — сказала она торжественно.