— Мы имеете в виду древний город в России? — решился ответить Чембрлен, поправляя воротник.

— Да. Разве есть сомнения?

— Тогда я напомню вам, уважаемый, что в Америке тоже есть населённые пункты с именем Москва.

— Значит я был прав, предполагая, что земные американцы шпионят за всем миром.

— Вы великолепно провели свою работу, — произнёс голос, неожиданный в этих стенах.

Голосом этим оказался Бернард Шоу, получивший известность уже не как острый, едкий и нелицеприятный литературный критик, а как лондонский драматург. Шоу ухмылялся в бороду, и от всей его фигуры веяло неблагонадёжностью и столь нахальным и полнейшим социализмом, что любой почтенный буржуа закатил бы глаза от ужаса, ощутив такие флюиды. Именно так поступил Чемберлен.

— Вы мистер Бернард Шоу? — осведомился профессор.

— Да, сударь. Я вижу, вы благодаря своим дарованиям в областях языкознания смогли сделать по фонограмме геян выводы, которые никто другой сделать не мог бы. Честно говоря, я восхищен вашей работой. Честное слово, я когда-нибудь напишу пьесу, в которой будет фигурировать профессор фонетики. В то же время там будет персонаж по имени Альфред Дулиттл. Он будет, например, мусорщиком.

Дулиттл шумно выдохнул.

— Кем?!

— Мусорщиком.

— У меня есть дочь Элиза. Кем о н а станет в вашей пьесе?

— Элиза Дулиттл? Конечно, дочерью мусорщика.

— Мою знакомую зовут миссис Уоррен. Что вы собираетесь сделать с н е й?

— Уже сделал. Пьеса запрещена цензурой.

— А кем вы собираетесь сделать, скажем, Жанну д"Арк?

— Не красавицей.

— Почему?

— Потому, что она ей не была.

— А кем вы сделаете Примроуз Дулиттл?