– С какой лестницы?! – раззявил рот Валерка, вытаращив на Орлова остановившиеся глаза. – С какой лестницы, если я как упал вот тут в кухне, так здесь же и очнулся сегодня утром. Она же ушла, начальник!

– Зачем позвал ее к себе? Она ведь не сама пришла, я знаю. Она не могла сама к тебе прийти.

Почему-то Орлову важно было знать именно это о Гавриловой. Он ведь не мог в ней ошибиться, рассмотрев хорошего человека. Не могла она так вот запросто спустить на дно стакана с самогонкой свою мечту о сыне.

– Если ты, сука, мне сейчас все не расскажешь, то прямо отсюда потопаешь в следственный изолятор. И оттуда тебе уже никогда не выйти, понял!!! – Против воли своей он трепал Валерку за воротник рубашки, хотя дотрагиваться до него было тошно, и орал, орал, орал так, что, наверное, на лестнице его было слышно. – Я на тебя не только Машкину смерть повешу, я на тебя еще и смерть Маргариты Шлюпиковой спишу. И получишь пожизненное, алкаш чертов! Понял меня?! Понял???

– Да, да, да… – Голова у Валерки болталась в вороте грязной рубашки, чудо, что не оторвалась и не закатилась под стол. – Все понял, все расскажу! Не трогал! Никого не трогал!!! Ни Машку, зачем она мне?! Она мне даже нравилась! Ни рыжую! Это не я!

– А кто?!

– Сначала Сашка Сонькин, а потом не знаю, – икнул перепуганный Валерка и скуксил лицо, намереваясь заплакать. – Я ведь Машку для того и позвал, чтобы правду ей сказать. А то она все Соня, Соня! Соня денег дала на хлеб, Соня супчика налила, чайку с сахаром! А они эти, Соня с Сашей, знаешь какие!

– Давай все по порядку, и побыстрее, времени у меня на тебя нет. Не вспомнишь, что и как было, будешь вспоминать в изоляторе. – Орлов обессиленно привалился к давно не крашенной стене.

Не ошибся он в Маше Гавриловой, не сумевшей прожить свою короткую жизнь правильно и красиво. Не сама она явилась к бывшему собутыльнику, а он ее позвал. И не просто позвал, а заманил, пообещав рассказать правду об убийстве Марго. Она сдалась, пошла, а тут уж не выдержала и выпила.

– Пить-то ты ее заставил, гадина? – сморщился Орлов, выслушав подробный рассказ о том, как Валерка подкараулил вчера Машу на лестнице. – Она же завязала с этим, а ты ее заставил.

– Да не то чтобы, но… – Валерка уронил давно не мытую голову на грудь. – Не одному же пить. Вот и уговорил, что за правду, мол, должна пригубить. Но не особо-то уговаривал, начальник. Она сама ошалела от правды моей и то и дело к стакану прикладывалась.

– Так правду мы услышим или как?..

В то злополучное утро, когда Валерка стал невольным носителем страшной правды о гибели Маргариты Шлюпиковой, все, включая небесную канцелярию, будто сговорились сделать его жизнь несносной.

Сначала ему снились бесконечные кошмары, и сколько бы он ни пытался просыпаться, они продолжались после того, как он снова засыпал. Потом оказалось, что те заветные двести граммов спирта, что он припрятал с вечера, куда-то странным образом испарились. Похмеляться стало нечем, а надо было, потому что голова болела не столько от выпитого накануне, сколько от кошмарных сновидений. Да и вообще от подлости мирской, к которой ранимая Валеркина душа была весьма восприимчива.

Он вышел из квартиры, дверь не стал запирать, на всякий случай подперев ее табуреткой. Он так всегда делал, когда надо было срочно делать ноги от неожиданных визитеров: он ведь много кому в этом районе задолжал. Так вот, вышел он на лестничную клетку, поискал окурки. Не было. Решил спуститься ниже. Пошел. Слышит шепот. Странный такой шепот. Зловещий даже.

– Почему зловещий-то? – переспросил Орлов, решивший, что Валерка нарочно сгущает краски.

– Так мужик все время отнекивался, а баба ему угрожала будто.

– Угрожала?

– Ну… Угрожала или приказывала, не знаю точно. Слышно не было. Но я заинтересовался и почти ползком по ступенькам вниз. Мне их слыхать, а им меня – нет.

Спустившись таким вот образом почти до первого этажа, Валерка услыхал, как открылись дверцы лифта, как Марго, а он уже успел ее рассмотреть в лестничных пролетах, чем-то двери подперла. Потом снова приказала что-то мужику. Затем Валерка услыхал звук удара, стон и ругательства Марго.