Дядя Рар протянул перед собой руку с зажатым в ней Сиалитом, и от него через камень к Клевру потянулся луч света: темно-оранжевый, с темными серебряными линиями внутри, пульсирующий, с нарастающей яркостью почти до слепоты в глазах и до темных пятен, как после взгляда на солнце. Мы принялись вливать в этот луч свою силу, каждый особенную, тянущуюся из сердца, сплетенную с пламенем и жизнью.

— Держись, Саян, — шептали в моей голове полсотни голосов, помогая сосредоточиться и не прервать ритуал, элементарно лишившись чувств здесь, на площадке Врат.

Клевр закричал, стоило последним из нас, самым младшим Тиамо и Касану, влить свою часть магии. Потому что мы рвали связь Клевра с порталами. Мы жгли нити, тянущиеся от сердца к Вратам. Мы выкорчевывали из ткани этого мира все ритуалы, что прошли на этом месте с момента открытия первого портала.

Нам понадобилось на это десять циклов.

Чтобы накопить знания.

Чтобы понять, что накопилось в памяти наших предков.

Чтобы осознать, какие нити держат нас в пространстве между мирами и не отпускают, несмотря ни на что.

Чтобы собрать все воедино.

Чтобы ударить в нужном месте и в нужное время.

Портал открылся резко: взмах ресниц — и за Вратами уже пространство такого родного Арх-Руа, где раннее утро, встает солнце, и летняя свежесть резко контрастирует с промозглой слякотью Бранвера.

Клевр завис между мирами, корежась и извиваясь, но не имея возможности вырваться, рычал и ругался так, словно какой-то пропойца разбойник из старых дремучих сказаний. Со стороны могло показаться, что он проклинает каждого из здесь присутствующих, только мы-то знаем, что каждое проклятье на первом же звуке закрывается хранителями мира. Клевру оставили возможность только лить потоки грязи и смрада, но мы как-нибудь это переживем.

Я заметила тоскливый взгляд Рара в сторону поля перед Вратами, которое принадлежит миру Бранвера, и прислушалась к его мыслям и биению сердца. Пламя в его сердце ревело как никогда до этого, а мысли метались между долгом и надеждой. Что-то знакомое почудилось в этих метаниях, а потом я почувствовала, как побеждают долг и ответственность, а в сердце дяди холодеет пламя.

О, Мать дрохов! Догадка вспыхнула, словно молния — он почувствовал Истинное пламя в том мире в тот момент, когда из крылатой формы переходил в двуногую. Потому-то у него долго не мог закрепиться человеческий облик, что дядя силой удерживал пограничное состояние, чтобы убедиться в своих догадках. Похоже, убедился, и это кто-то, кто может находиться рядом с людьми, что стоят сейчас перед Вратами и мысленно прощаются с нами, в чьих глазах сейчас горит надежда, что мы никогда больше не вернемся в этот мир.

— Рар, скажи им, что ты вернешься, чтобы разрушить Врата, — шепнула я осторожно дяде, чтобы никто из наших не уловил даже отголоска моих слов.

— Это может не понадобиться, — Рар покачал головами, а я чуть его не цапнула от досады.

— Мы не знаем этого, но лучше, если ты вернешься и проверишь, — вмешалась Ларо, тоже тихо проговаривая мысли, — я не могу объяснить, но уверена, что мы сегодня не закроем проход окончательно.

Рар мысленно дал нам с сестрой по подзатыльнику и отправил в портал, а сам остался замыкать наше шествие. Я знала, что он не останется сейчас в этом мире, как это сделал Валер в свое время, — у дяди обязательство перед королевским родом и перед нашим отцом, которому он обещал вернуть нас домой.

В это время телохранители вышли на летнюю поляну, проверили, все ли в порядке, и выстроились квадратом на два пространства, разрешая нам пройти сквозь портал.

Мы шли осторожно, постоянно оглядываясь на детей, но уже через несколько шагов сначала прабабушка сложила крылья и уже пошла на двух ногах человеком, несмелой, осторожной поступью. За нею бабушка Куэларо поменяла свой облик. А мы, все остальные поменяли облик разом, рыдая и смеясь одновременно, пытаясь успокоить детей, чтобы они не пытались повторять тоже самое слишком быстро.

Ноги не слушались, платье сдавливало грудь, кожа покрывалась мурашками от легкого ветерка и тут же покрывалась испариной от неосознанного страха, руки тряслись, но это был самый счастливый миг, когда суть дроха сплавлялась с сутью человека и уступала ему первенство, позволяя вдохнуть воздух, магию, жизнь родного мира.