– Я видела их два дня назад в пустыне, видимо так и прошли. Римляне слишком далеко расположили свои гарнизоны. Понятно, что это расстояние было вынужденно и принимаются все меры для патрулирования границы, но имея достаточно золота, можно с лёгкостью ослепить одинокого всадника.
– Что же им нужно? – продолжала расспрашивать Селения.
– Кто их знает… – отвечала задумчиво Алкис.
– Это что гроб?! – внезапно обернулась Маргарита к своей сестре, которая все это время не смотрела на неё. Среди верблюдов и воинов, Маргарита увидела длинную коробку не похожую на обычные сундуки. Рядом с этой коробкой размером в рост человека, шёл какой-то старик, одетый как древние персы.
– Этого не было на границе, – вытянувшись и разглядев то же, что и Маргарита, проговорила Алкис и сразу побежала к Бэльйосу. Следом за ней побежала Маргарита, Сеней, Феб и Гектор. Впятером они поскакали к каравану. Пересекая полузасохшие зеленые луга, огибая небольшие холмы, которые раньше были берегом озера, они добрались до каравана. Парфяне остановились и увидев поднятую руку старика, никто не поднял оружия на всадников, и они спокойно проскакали к гробу.
– Что случилось? – спросила Алкис старца, когда слезла с коня.
– Митра всех убил, – кашляя начал он, – я последний, персы проиграли…
– Езжай домой и достойно встреть свою смерть. – чуть шокировано ответила Алкис.
– У нас больше нет дома, мы и так идём на смерть. Наше царство разрушено, кто знает, что придёт в земли персов после нас…
– Пока царство верит в тебя, вы будете жить. Прощай. – слегка наклонившись в знак уважения Алкис развернулась и оседлала своего коня. В последний раз посмотрев на старца, с морщинами и глубокими впадинами вокруг глаз, говорящие о многих бессонных ночах, она поскакала обратно в лагерь вместе со своими спутниками, а караван и дальше продолжил свой путь на восток.
– Кто это был? – спросил по приезду Алкис, Павел.
– Тебе какое дело? Все вы виноваты. – резко ответила она.
– Мы не хотели зла, мы несём лишь мир. – ответил Павел.
– Знаю я ваш мир, жалкие иллюзии, мир никогда не станет таким, каким вы хотите его видеть.
– В тебе сидит тьма, – начал было подходить к ней Павел, когда Алкис слезла с коня, но она резко остановила его вытащив меч и направив в его сторону, приставив к груди Павла. – Я еду в Антиохию, кто со мной? – спросил, обращаясь к остальным, апостол Павел.
Все решили поехать вместе с Апостолом, кроме двух незнакомцев и Петра. Оседлав лошадей, всадники во главе с Сенеем и Павлом двинулись в сторону города, постепенно ускоряя лошадей и убедившись, что они отдохнули после вчерашней скачки, пустили их галопом.
Солнце уже клонилось в сторону Рима, когда всадники выехали из лагеря. К вечеру они уже были у поля вчерашней битвы. Ужас охватил всех. Все ещё лежали трупы и их не успевали переносить в город. Люди в отчаянии пытались разобрать, кто из них тот самый кого они ищут, чтобы убедиться в их смерти. Везде были только трупы римлян, ни одного врага. Будто триста тысяч солдат просто испарились…
У городских стен сидела жена наместника, Донмиция. Её знали все, она была одним из тех людей, что не жалели денег для помощи нуждающимся и старалась создать в Антиохии такую жизнь, чтобы каждый житель был добр и един друг с другом. Вместе с ней сидели дети наместника, два сына и одна дочь, а также служанки его жены. Одна из рабынь играла на арфе. Донмиция пела грустную и трогательную песню, тем самым воспевая подвиг павших солдат. Всадники медленно проехали мимо трупов. Истерзанные, разорванные, они с ужасом в сердце проезжали через все поле. Песнь Домниции пронзала сердце любого и видя перед собой такую картину, она была поистине соблазнительной. Отдавшись этому пению, можно было легко потеряться в тумане своего желания, умереть той же смертью, что и эти славные воины, лежавшие на поле при Антиохии.
Наконец среди всех этих трупов, Алкис и Маргарита заметили знакомое им женское тело. Той самой, что помогала им с крыши, а после ринулась в бой на врага вместе со всеми мужами. Она пала, защищая свой город. Алкис слезла с коня и в последний раз посмотрев в яростные, но при этом добрые глаза павшей воительницы, закрыла их и, простившись, вместе со всеми, поскакала дальше. Никто из путников не разговаривал, когда они проезжали через поле. Один только Павел, идя позади всех, молил упокоить души храбрецов, павших, сражаясь с тьмой. Кровь уже высохла на поле при стенах Антиохии Великой, но город все ещё горевал от пережитой ночи. Молодые жёны, дети, родители умерших, все рыдали и падали перед телами убитых, которых приносили к дверям их домов. Центурион вместе с наместником сами лично подходили к каждой семье погибших. Никто из жителей не винил их, никто не проклинал. Все понимали, что это был выбор их любимых, что это лишь вина тех беззнаменных солдат, что посмели посягнуть на честь и свободу жителей Антиохии. Но их ли это вина? Как бы там ни было, путники наконец добрались до дома Париса и остановились.
Все замерли, а Павел продолжил свой путь дальше, сказав Фебу, где его искать в случае чего и удалился. Наблюдая за уходящим странником, Феб перевёл взгляд на остальных. Они будто искали кого-то, в то время как Алкис стояла у лестницы склонив голову. Она так и не сказала никому, что случилось в прошлую ночь…