– Вот это правда! – подтвердил Фемистокл. – Я использовал то, что валялось, разбитые камни. Уж не обвинят ли меня в том, что я отвечаю за персидские молотки?

– Думаю, некоторые могут, – ответил Аристид.

От него не ускользнуло, что Фемистокл не возразил против обвинения в получении средств с рудников.

– Говорят, ты прибрал к рукам слишком много власти – до войны и еще больше после нее.

Услышав это, Фемистокл замер как вкопанный и спросил:

– Если так много людей ненавидят меня, как я могу рассчитывать, что переживу завтрашний день и не буду отправлен в изгнание?

– Ох, друг мой, мне очень жаль, – растерянно вздохнул Аристид. – Я пришел рассказать, как обстоят дела, чтобы ты понял. Думаю, за обвинениями у них дело не станет. Я просто хотел дать тебе время подготовиться.

– Что? – недоверчиво посмотрел на него Фемистокл. – Ты хочешь сказать, надежды нет? Я мог бы перечислить свои заслуги, начиная с Марафона, включая Саламин, где я спас нас всех. Ты же знаешь, что спартанец Эврибиад пришел поквитаться со мной за обиду? Ты видишь эту рану? Или вот эту? – Он указал на отметины на ребрах и полоску швов на икре. – Он знал все, что я сделал, даже если мои соотечественники этого не знают! Хотел бы я вызвать его в качестве свидетеля! Пусть бы рассказал, чем они мне обязаны. Неблагодарные!..

Фемистокл потряс руками и, прихрамывая, пошел прочь от Аристида – по большому кругу под лунным светом. Вернулся он уже спокойным.

– Что им нужно, шесть тысяч голосов? Возможно, я попрошу гребцов опрокинуть урну.

– И начнешь новую войну? – спросил Аристид. – Нет, если тебя подвергнут остракизму, ты уйдешь так же тихо, как это сделали я и Ксантипп.

– Ах вот оно что! – горько усмехнулся Фемистокл. – Конечно! Вы двое будете рады увидеть, как меня топят мелкими обвинениями, которые не более чем сплетни.

Он презрительно фыркнул. Поверить собственным глазам было трудно, тем более под озабоченным взглядом Аристида. В этом человеке не было злорадного удовольствия. Не было тайного торжества и в Ксантиппе.

Здесь, на безлюдной ночной агоре, Фемистокл вдруг почувствовал себя опустошенным и усталым. Он негромко выругался.

– Надежда есть всегда. До тех пор пока хотя бы кто-то любит меня, надежда остается.

– Последнее, что осталось в ящике Пандоры, после того как из него вылетело все зло мира, – добавил Аристид.

– Ну, это уж совсем не утешает, – сказал Фемистокл, выдавив из себя усмешку. – Ну да ладно, идем. Надо хотя бы попытаться заснуть. Не хочу пропустить, как великие и добрые Афины скажут, какой я мерзкий, отвратительный негодяй.

Он повернулся к зданию совета, где их ждали тени скифов, и спросил:

– Видишь этих?

С появлением зрителей Фемистокл преобразился. Он гордо поднял голову, расправил плечи и зашагал по залитой лунным светом агоре, размахивая руками.