Разберемся в терминах.
Полное оправдание - это освобождение от наказания невиновного, полное помилование - это освобождение от наказания виновного. Помилованного объявляют преступником, назначают ему наказание, но тут же просят для него прощения, амнистии у того, в чьей власти прощать. В царских законах прощение щеголяло в эффектных и красивых одеждах - действие монаршего милосердия, прощение на путях высочайшего воззрения, чрезвычайное смягчение волею императора, фактически же предрешалось (если не постановлялось) чиновниками министерства юстиции. В статье 755 Устава уголовного судопроизводства стояло: «В чрезвычайных случаях, когда представляются особые уважения к облегчению участи подсудимого, суду дозволяется ходатайствовать перед императорским величеством через министра юстиции о смягчении, выходящем из пределов судебной власти (статья 774), или даже о помиловании подсудимого, вовлеченного в преступление несчастным для него стечением обстоятельств».
Ленин мог просить не о полном оправдании, а о полном помиловании. И то и другое словосочетание - предполагаемое и стоящее в протоколе - из двух слов. Первые слова одинаковы, вторые различны по изображению и очень близки по смыслу.
Возможно ли, что коллежский секретарь Дивногорский поставил одно на место другого?
Буква «в».
Дивногорский.
На прямоугольнике фотографии - толстенький коротышка в вицмундире. Губаст, пухлощек, безмятежен и кроток. Под гусиным пером зачеса подцеплено модное пенсне на шнурочке. За спиной - бумажные розы.
Яков Иванович Дивногорский.
Скажем больше: любимейшее чадо священника, в свое время бурсак-семинарист, сошедший со стези родителя, чтобы стать подвижником канцелярии.
Карьеру канцеляриста Дивногорский начинал еще в 1876 году.
«Всепресветлейший, Державнейший, Великий Государь Император Всероссийский, Государь Всемилостивейший.
Желая поступить на службу Вашего Императорского Величества в штате Самарского окружного суда в число канцелярских служителей… всеподданейше прошу, чтобы поведено было об определении моем в штат окружного суда».
Податель верноподданнического прошения стал писцом 2-го разряда, временно исправляющим должность судебного секретаря. Поскольку, однако, было замечено, что ничего другого, кроме извивов просьбенного слога, он по-настоящему не усвоил, ему уже вскоре дали от ворот поворот.
Вынужденный осиротить судебное ведомство, Дивногорский одиннадцать лет корпел над бумагами других присутствий, однако в марте 1890 года во второй раз постучался в окружной суд с теми же словами: «Всепресветлейший, Державнейший».
Ко времени защитительной речи Ленина по делу «о причинении повреждений ручным вагончиком на станции Безенчук» Яков Дивногорский по-прежнему был временным, по-прежнему переживал свое правовое младенчество. 66 уголовных дел с Дивногорский у судейского стола на секретарском притыке подводили к выводу-аксиоме: он ошибался.
Итак, невежественный в праве Дивногорский мог по ошибке поставить одно слово на место другого. Но где же был председательствующий, лицо проверяющее и исправляющее, соавтор судебного рассказа?
Делом Языкова и Кузнецова правил в суде товарищ председателя А. И. Смирнитский, старец с обличьем пустынника, уставший и от жизни, и от уголовных драм. Годом раньше он разменял восьмой десяток, был глух, забывчив, в кресле кормчего чувствовал себя как в гамаке после должности, бумаги его давно не грели, и в протоколах, надо думать, он уже не переставлял слов.
Я далек от мысли, что соображения, только что высказанные, подводят черту, ставят точку. Спор не окончен, спор начат. Несомненно одно: сторонники альтернативы напрасно защищают свои редуты извлечениями из речи молодого Ульянова, хотя бы потому, что запись ее противоречива.
Читатель уже давно заметил, по-видимому, что автор непоследователен в своих планах: ни обещанного «путешествия по Ленину», ни Петербурга, ни Самары. География поиска - Шилан, Сызрань, Безенчук, Алакаевка, Бугуруслан - все та же Самара, Самарщина. Я слишком забился в прошлое этого края. Подслушиваю в коридорах окружного суда горькие мужицкие сетования на бесхлебье, холеру, урядника, вместе с Ульяновым и его друзьями хожу в железнодорожные мастерские, на мельницу, слушаю рассказы о Марксе, о классах, бываю на журфиксах разномыслящей интеллигенции, у дантистки Кацнельсон, у судебного следователя Тейтеля…
Окунувшись в 19-е столетие, называют Рабочую улицу - Почтовой, Некрасовскую - Предтеченской, говорю Самара, когда надо сказать Куйбышев.