Ленин защищал первого.
Языков? Уж не родной ли сын поэта пушкинской поры? Тот - Николай, этот Николаевич. И оба - с раздольной Волги… Ленин любил Языкова, нередко пел с друзьями «Нелюдимо наше море» - дивное созданье поэта, преклонялся перед его вольнолюбивой музой и вот - защищает его сына.
Не здесь лн и лежит объяснение, почему он вступил в это дело? Не здесь.
С чувством разочарования узнаю, что начальник станции Безенчук не был сыном поэта. До поступления на железную дорогу он состоял на военной службе в 94 пехотном Енисейском полку и, судя по копии послужного списка, участвовал в «походах и делах противу турок».
«Всемилостивейших рескриптов и высочайших благоволений не получал», но был удостоен боевой награды - Военного ордена 4 степени «за оборону Шипкинского перевала с 21 октября по 18 декабря 1877 - 1878 гг.». Первая его должность в Безенчуке - рабочий-весовщик, позже - конторщик, а спустя шесть лет - начальник станции.
Драма гибели Коротина имела свои, чисто юридические, тонкости, они-то и привлекли внимание Ленина.
Ленин не оспаривал в суде вины Языкова.
Не отрицал вины и сам Языков. У меня возникло такое чувство, что трагедия глубоко ранила его, он близко принимал и разделял неутешное горе станционного сторожа. Стрелочник Кузнецов, обвинявшийся в том, что не положил брусья под вагоны, твердил о своей невиновности. Языков - о своей вине, хотя эта его вина могла наступить лишь в том случае, если стрелочник действительно не подложил брусья. Она была производной. Однако какой же именно? Общей одинаковой с Кузнецовым или же совместной, но в чем-то и различной?
В этом-то пункте стороны и скрестили свое полемическое оружие.
В. П. Богданович, представлявший в суде государственное обвинение, считал вину подсудимых общей и одинаковой, Ленин «делил» вину. Он хотел видеть на обложке дела две статьи уголовного закона - одну для Языкова, другую - для Кузнецова. Богданович удовлетворялся одной.
Вот как эта полемика легла на бумагу:
«Товарищ прокурора сказал обвинительную речь, в которой просит применить к подсудимому наказание согласно 2 ч. 1085 ст. Уложения о наказ…
Защитник подсудимого в своей речи доказывал, что деяние подсудимого Языкова под действие 2 ч. 1085 ст. Улож. не может быть подведено, так как во 2 ч. 1085 ст. Улож, предусмотрены случаи неосторожности и небрежности лиц, не исполнивших прямых своих обязанностей, по настоящему же делу обязанность подложить брусья под пустые вагоны должен был исполнить стрелочник Кузнецов, а никак не начальник станции, наблюдающий только за аккуратным исполнением обязанностей его подчиненными, почему деяние Языкова, по мнению его, защитника, должно быть подводимо под действие 3 ч. той же ст. 1085 Улож., то есть, что подсудимый Языков проявил недостаточный надзор за подчиненным ему стрелочником Кузнецовым».
Разделительная борозда, проложенная Лениным между обвинением начальника станции и обвинением стрелочника, глубока и наглядна. Он проницательно увидел и, увидев, показал, что есть что. Служебное нерадение Кузнецова - в исполнении, это порок исполнения. Служебное нерадение Языкова - в контроле, это порок контроля.
Но увидели ли это судьи?
В конце заседания Ленин во второй раз фиксирует внимание суда на квалификации содеянного.
И снова - бой, перипетии которого рисуются моему воображению довольно отчетливо.
Председательствующий (Кузнецову). Имеет ли подсудимый что-либо возразить против зачитанного мною вопросного листа для судей [12]?
Кузнецов. Чего там… На ваше усмотрение.
Председательствующий. Тот же вопрос обвинению…