Однажды закинули перемёт, вытаскиваем. Повариха Тая одну за другой снимает с крючков рыбу. Когда она дошла до очередной небольшой пёстренькой рыбки, Вера Фёдоровна закричала: «Не трогай! Скорпион!» Но было уже поздно. Та́я схватила рыбу и уколола ладонь острыми плавниками, в которых у этой черноморской рыбы содержится сильный яд. Тае оказали помощь в больнице, но всё равно рука долго болела, даже по возвращении в Москву.
Скорпионы, но не рыбы, а ядовитые насекомые, напоминающие по форме вертолёт, встречались впоследствии много раз. Даже при возвращении, на вокзале геолог Светлана, прихорашиваясь перед зеркалом, увидела, что на её куртке сидит скорпион.
Из Сочи мы на своей машине пересекли Грузию, с интересом рассматривая незнакомые места́. Вдали,
виднелся воспетый Лермонтовым монастырь. Очень хотелось осмотреть его, но проехать туда можно было только сложным кружным путём и мы на это не решились («Близок локоть, да не укусишь»).
Остановились на юге Армении в живописном месте, на берегу небольшой речки. Оттуда, несмотря на большое расстояние, была видна величавая гора Арарат (высота — 5165 м). К ней, как известно, пристал Ной во время всемирного потопа. Мы отчётливо различали снежные склоны, даже тёмные виноградники у подножья горы. А вот царю Николаю II не повезло. Говорят, все пять дней, что он был в Армении, Арарат был скрыт облаками. Уезжая, Николай попенял Арарату: «
До революции гора была на территории Армении, но добрый дядя Ленин подарил её Турции. В связи с этим вспоминается эпизод Гражданской войны. Финны вели переговоры с генералом Деникиным. Обязывались освободить от красных Петроград (Петербург), требуя взамен признания независимости Финляндии. Белые отказались. Они боролись за «единую, неделимую Россию». А большевики готовы были полстраны отдать, лишь бы остаться у власти.
Армяне никак не могли смириться с потерей библейской горы, даже изображали двуглавый Арарат, как символ Армении, на этикетках армянского коньяка, против чего резко протестовали турки.
Мы хорошо жили в своём лагере. Поставили палатки, Александр Иванович соорудил большой стол под тентом, с электрическим освещением. По утрам я перебирался по большому упавшему дереву на другой берег речки. Там — целое поле диких тюльпанов! Раз смотрю: на другой стороне поля стоит на задних лапах здоровенный заяц. Смотрит на меня, не очень даже испугался.
И постоянно со мной — и днём, и на вечерних прогулках после напряжённого рабочего дня — стихи, особенно пушкинские и лермонтовские стихи о Кавказе:
— и самое любимое — замечательное лермонтовское стихотворение «Из Гёте»:
С местными жителями у нас сложностей не было. Помню, мальчик-азербайджанец жуёт жвачку, выплёвывает её на ладонь, протягивает мне: «На, Волёдя!». Правда, геологи рассказывали, что однажды ребята-азербайджанцы стащили у них удочки. Геологи пожаловались аксакалам аула, и удочки вернули.
Наша экспедиция — не поиско́вая (поиски залежей меди, угля и т. п.), а научная — уточнение геологической картины недостаточно изученных горных районов Армении (даже надбавку к зарплате мы получали — за работу на высоте выше 2000 м). Каждый день ходили в горы. Идёшь по овечьей тропе, опоясывающей гору. Каменная пустыня, иногда варан (громадная ящерица длиной до 2–3 метров) поглядывает сверху с утеса.
Мы с Рустамом выполняли «чёрную работу»: собирали образцы, откалывали камни, а потом относили их в лагерь. Неприятно было, когда из-под камня появлялась и быстро ползла по горе вниз потревоженная змея. Змей там было немало. Страшна гюрза. В «Российском энциклопедическом словаре» (М., 2001) отмечается довольно широкое распространение этих ядовитых змей из семейства гадюк — Северная Африка, юг Казахстана, Средняя Азия, Закавказье. В Армении мы много о них слышали от местных жителей. Говорили, что гюрза, в отличие от других змей, не уползает от человека, а бросается на него. Нам гюрзы, слава Богу, не встречались, но вот в ближайшем посёлке мальчик погиб от её укуса.
Однажды в горах нас застигла гроза с сильным холодным дождём. К счастью, поблизости была хижина горных пастухов (крайне убогая), и мы там переждали дождь. Всё-таки сильно вымокли и прозябли. Повариха, медсестра по профессии, заявила по возвращении: «Я, как медицинский работник, требую, чтобы всем дали водки». Видимо, это нас спасло. А ещё говорят, что водка — зло!
Однажды Вера Фёдоровна кивнула на одну горку: «
На этом наши поиски сокровищ не кончились. Как-то Александр Иванович сказал, что высоко в горах он видел скалу с блестящими прожилками, похожими на золото. Вера Фёдоровна отмахнулась: «Наверняка слюда», но мы уговорили её разрешить нам съездить туда. Поехали. Вот тогда (особенно на обратном пути, на спусках), я понял, что́ такое горные дороги! Справа, вплотную — скала, слева, рядом — про́пасть. Машина, натужно дрожа, ползёт по узкой дороге вниз. А там ещё и поворот, тоже над пропастью. Твоя жизнь — на волоске. Если на повороте откажут тормоза, машина рухнет вниз, в пропасть. Всем нутром, животом чувствуешь громадное напряжение, будто ты тащишь машину на себе. Доехали, однако, благополучно. Впрочем, однажды (в другой раз) наша машина скатилась с дороги вниз, но там был пологий травянистый склон, и мы отделались лёгким испугом.
Никакого золота мы, конечно, не нашли. Вера Фёдоровна была права: в скале — вкрапления слюды. Но мы не пожалели о поездке. Там было удивительно красивое, с ледком (в мае!), высокогорное озеро, а по берегам обрамление — масса эдельвейсов. Это первый (и единственный) раз в жизни, когда я видел эти сказочные цветы. И что́ бы вы думали? Беру сейчас с полки энциклопедии — «Советский энциклопедический словарь» (1990 г.) и более поздний «Российский энциклопедический словарь» (2001 г.), но в обоих утверждается, что на Кавказе этот цветок не растёт! Кто же ошибается — я или СЭС и РЭС?
Мы с удовольствием удочками ловили в нашей речке рыбу. Попадалась и форель. Однажды вверху, в горах прошли сильные дожди, и наша речка взбунтовалась. Вода стремительно прибывала, угрожая затопить наш лагерь. Стоя в холодной воде, мы вытаскивали камни и сооружали перед нашими палатками нечто вроде дамбы. Тогда всё кончилось благополучно. Но нас подстерегала другая опасность. Всё чаще мы стали испытывать зуд в теле. Нет, не тот зуд, который описывается в анекдоте. Напомню. Гусар жалуется на зуд в теле. Врач спрашивает: «А что ты чувствуешь после бани?» — «Да знаете, доктор, первый месяц ничего, а потом начинается нестерпимый зуд во всём теле». У нашего зуда была явно другая причина: мы ежедневно, и не по разу, мылись в реке. Видимо, это явление имело аллергическую природу. В чём было дело, мы так и не узнали (какие-то камни? какие-то насекомые?). Когда мы переехали на Севан, ничего подобного не было. Пока же к вечеру и за ужином мы начинали всё сильнее чесаться. Какой уж тут девичий стыд или мужское мужество! Ляжешь потом в палатку и не можешь уснуть. Бежишь к речке, обливаешься холодной водой. Лязгая зубами, забираешься в спальный мешок, и пока греешься, успеваешь уснуть. Как же завтра в маршрут, в горы идти? А утром встаёшь, как огурчик. Пушкин и здесь прав: «Сон в палатке удивительно здоров». Ну, а к вечеру снова зуд…
С нашей речки мы переехали на Севан. Там было спокойнее — ни змей, ни наводнений, ни таинственного зуда. Правда, и тут не обошлось без приключений. Наш коллектор Рустам соорудил из подручных материалов плотик и пустился на нём по озеру. А тут поднялся сильный ветер — от берега! Рустама стало уносить в открытое озеро. А ведь это — целое море! Мы мечемся по берегу, кричим: «Бросай плот! Плыви к берегу!» А он, оказывается, не умеет плавать! К счастью, ветер вынес плотик на какой-то мыс, и Рустам по берегу вернулся в лагерь.
В Ереванском аэропорту меня очень неохотно пропустили с моими вещами — в рюкзаке больше пуда камней. Ничего особенно ценного. Обсидиан — вулканическое стекло (в древности из него изготовляли наконечники стрел и копий), агаты, другие красивые камушки. Я так и не удосужился отдать их в обработку. Может, у внуков дойдут до них руки?