Прошла пара месяцев, и старой гвардии как будто привалил подарок: один из «декабристов» развелся с женой, она заболела, и теща написала жалобу в парторганизацию — с просьбой строго наказать аморального зятя. По советским временам уход члена партии от жены, да еще и от больной, и последующая женитьба на собственной сотруднице считались большим грехом. Человека могли исключить из партии, а это почти автоматически приводило к снятию с руководящей должности. Все с нетерпением ждали партийного собрания, которое созвали по инициативе секретаря партийной организации института — назначенца прежнего директора. Старая гвардия была уверена, что Ластовкин должен потребовать сурового наказания для изменщика, иначе его самого можно будет обвинить в потворстве аморальному руководителю, к тому же члену партии.

Во вступительном слове к собранию секретарь парторганизации гневно заклеймил провинившегося, потребовав для него сурового наказания. Второе слово на таких сборищах, как правило, произносил директор предприятия, и по его выступлению народ ориентировался, чью сторону принять. Но мудрый директор все переиграл. Ластовкин сказал:

— Вы знаете, я человек новый, пускай лучше народ выскажется.

Возникла пауза: при нейтральной позиции директора народ не знал, чью сторону принять. И вдруг попросила слово жена Георгия Алексеевича, работавшая в нашем институте. Она сказала, что, по ее мнению, обсуждать жизнь трех людей в присутствии двухсот человек, причем в таком деликатном вопросе, неэтично и, главное, бессмысленно. Кроме того, когда два года назад аналогичная ситуация произошла в семье сотрудника из директорской команды, почему-то собрание не проводили. Жена Ластовкина полагала, что и сейчас мы ничем не поможем, а риск навредить есть, поэтому следует прекратить обсуждение.

После такого нравоучения первой леди народ стал тянуть руки, прося дать слово. Каждый выступающий твердил практически одно и то же: не надо вмешиваться в дела чужой семьи — это аморально, пусть сами разбираются. После нескольких выступлений Ластовкин сказал руководителю партийной организации:

— Ну что ж, если народ единодушно так считает, мне остается только присоединиться к мнению товарищей.

И вопрос был закрыт.

Мои молодые читатели! Вам, наверное, смешно читать эту историю, но раньше действительно было так. Я рассказал это специально, так как поведение Ластовкина в этом случае — блестящий пример искусства управления коллективом.

После этой истории в институте воцарились мир и покой. Все поняли, что ссориться с новым директором бесполезно. Большинство людей, желавших работать, а не заниматься интригами и конфликтовать, почувствовали властную руку сильного — нет, не диктатора, а просвещенного монарха, что и требовалось нашему институту. К тому же новый директор, как и Иван Романович, сделал одну мудрую вещь — равноудалился от подчиненных. У него не было ни любимчиков, ни друзей. В фаворе — лишь те, кто результативно и хорошо работает. Очень правильное решение сильного руководителя.

Много лет спустя, когда мы подружились с Ластовкиным, я однажды сказал ему, что за то, как он быстро и эффективно остановил конфликт в институте, ему нужно присудить докторскую степень по конфликтологии без защиты диссертации. Георгий Алексеевич сразу ответил:

— Ты знаешь, Аркадий, быть доктором наук я, конечно, не против, но присуждения степени, да еще без защиты не заслуживаю. Решение было очень простым: я разделил сотрудников на желающих работать и бездельников и дал понять, что первые будут всегда находиться в привилегированном положении по сравнению со вторыми.

— Согласен, Георгий, но ведь и среди дельных людей возможны конфликты.

— Мы с тобой, наверное, подумали об одном и том же, а именно — о трениях, возникших между завлабом и его замом в лаборатории, курировавшей производство фенола. Как ты знаешь, проблема была решена достаточно просто. Я разделил лабораторию на две равные группы сотрудников и предложил дуэлянтам доказывать свою правоту на двух разных заводах. Организовать «баттл»: чье предприятие будет работать лучше, тот и победит. А устроить в институте что-то вроде поля для битвы не дал. И конфликта не стало. Нет, Аркадий, докторской по конфликтологии без защиты точно не дадут, разве что кандидатскую. А по техническим наукам она у меня есть, так что смысла заниматься конфликтологией я не вижу.

И мы оба расхохотались.

Мои дорогие ученики! Со временем вы тоже станете руководителями. Запомните эту методику для решения конфликтных ситуаций. Ластовкин был мудрым человеком и прекрасным руководителем.

После всех передряг институт заработал в полную силу, поэтому за восьмидесятые было сделано очень много. В это — последнее — десятилетие советской власти дела шли вроде бы неплохо. Кажется, в 1987 году нам установили щедрые надбавки к зарплате, непонятно, из каких источников. Но душе почему-то было неспокойно. Многих из нас беспокоило отсутствие у института реальных планов создания и внедрения новых процессов. Поэтому мы в основном занимались усовершенствованием старых технологий: тут выиграем полпроцента, там — чуть больше, и вроде все довольны.

Кроме того, меня поражала ситуация, когда за одну и ту же работу в зависимости от того, оформляется она через кооператив или институт, можно получить принципиально разное вознаграждение. Меня, воспитанного на законе Ломоносова, утверждающем, что, если в одном месте что-то отнимется, в другом месте именно столько прибавится, это коробило. В общем, времена были очень интересные, но смутные.

Первым внимание на опасные тенденции в работе института обратил Ластовкин. По окончании одного из ученых советов он попросил остаться завлабов и старших научных сотрудников.

— Вы знаете, — обратился он к нам, — вот мы обсудили план институтских работ: вроде все нормально, а на самом деле плохо. Вы предлагаете заниматься, кажется, интересными и нужными вещами, а в действительности все мелкотемье.

В ответ из зала начались возражения: у заводов и министерства нет денег, поэтому никто сейчас не будет финансировать серьезные и большие проекты.[43]