После выхода Осадченко на пенсию Марка Семёновича перевели на должность профессора-консультанта. Ему был дан четкий сигнал: получай свою профессорскую зарплату и не шуми. Но Немцов оставался самим собой и продолжал биться с Огородниковым, выступать на ученых советах, громя слабые диссертационные работы друзей дирекции. Тогда руководство института приняло ряд терапевтических мер, чтобы помешать борьбе Немцова: его вывели из состава ученого совета и лишили допуска к секретным работам. Однажды я стал свидетелем безобразной сцены. Марк Семёнович хотел войти в актовый зал, где собрался ученый совет, за ним шел я. В дверях зала стояла начальник первого отдела с какими-то листочками в руках. Немцов, сказав ей: «Здравствуй, Катенька», хотел пройти, но она перегородила ему вход со словами:

— Назовите вашу фамилию, гражданин!

— Катенька, неужели я так помолодел? — спросил Марк Семёнович, по инерции продолжая движение.

Она же буквально телом закрыла проход и еще строже потребовала:

— Скажите вашу фамилию!

— Немцов, Катенька, — все еще не понимая, в чем дело, ответил Марк Семёнович.

И тут Екатерина Андреевна стала пунцовой — нелегко делать гадости — и явно с большим нежеланием сообщила:

— Вас нет в списках, Марк Семёнович.

И покраснела еще сильнее. Очередь за нами замерла: такого в институте еще не случалось. Немцов рассмеялся:

— Да не переживай ты так, Катенька!

Затем развернулся и пошел к выходу. Я нагнал его уже на крыльце и, запинаясь, сказал:

— Простите, Марк Семёнович.

Хотя мне было не за что просить у него прощения.

— Вы, Аркадий, наверное, считаете, что я очень расстроился, и вам из-за этого неудобно? Но это не так, мой дорогой. За пять лет тюрьмы я научился допускать все неприятности только до пуговицы пиджака — точнее, ватника, так как пиджак мне был не положен. И вам того же желаю, молодой человек. Они считают, что доведут меня до инфаркта. Ни в коем случае — у них интеллекта для этого мало. Ведь, как говорит ваш шеф, из каждого свинства можно вырезать кусочек ветчины. А знаете, в чем моя ветчина, Аркадий? Я сейчас поеду на дачу и в беседке буду пить чай с вкусным клубничным вареньем, которое прекрасно варит моя жена. А они, сидя в жарком душном зале и истекая липким потом, будут бояться, не выскочит ли какой-нибудь злой Немцов и не разгромит ли предзащиту беззаветно преданного им идиота. Так что я отбываю на дачу, Аркадий. Всего вам наилучшего!

Как мерзко и гадко поступила дирекция и как прекрасно отреагировал на это Немцов! Несмотря на гонения, Марк Семёнович все равно оставался бойцом.

Я помню, как в декабре 1974-го он пришел в кабинет к Баталину и сказал:

— Вы знаете, Олег Ефимович, я написал служебную записку в Центральный комитет партии с требованием прекратить получать изопреновый каучук из изопентана, потому что это надругательство над экономикой и здравым смыслом. Изопентан крайне нужен в северных районах нашей страны как пусковая добавка к бензинам. Кроме того, процесс неэкономичен. Зачем же варварски использовать народное добро? А теперь я вас спрашиваю: почему это может происходить? А потому, что заместитель нашего министра Валерьян Михайлович Соболев является там автором. В этой служебной записке я требую призвать его к ответу и остановить нерентабельное производство.

Был ли прав Марк Семёнович? Да, безусловно! Этот процесс стали закрывать на всех заводах, когда началась перестройка и люди научились считать деньги. Кстати, борьба с Соболевым завершилась сокрушительной победой Марка Семёновича. В одном из своих писем в КПК при ЦК КПСС он отметил, что заместитель министра Соболев по общему количеству авторских свидетельств на изобретения в разных технических отраслях вряд ли имеет соперников в нашей стране…

В КПК это обвинение, по всей вероятности, вызвало большой интерес — вспомним первую главу этой книги. И в результате 2 декабря 1979 года в газете «Социалистическая индустрия» появился фельетон «Чужим умом», где наш замминистра предстал не с лучшей стороны. Такие статьи о людях, занимавших высокие посты, не появлялись без указания самых высоких партийных инстанций.

Вспоминая содержание этой статьи сейчас, я прекрасно понимаю, что Соболев не совершил ничего такого, за что его можно было осудить: совместное изобретательство не запрещалось законом. Просто существующая система в тот момент была настроена на осуждение начальства, иногда незаслуженно получающего деньги за внедрение изобретений. Например, по всей стране ходила шутка: «Какая разница между автором и соавтором? Такая же, как между пением и сопением». Я считаю, что данная кампания была безобразием и незаслуженно оскорбляла авторитетных людей. Разве того же Белгородского или Абрамова можно не считать соавторами? Да они были во сто крат больше авторами, чем некоторые технические исполнители, по ряду объективных и субъективных причин попадавшие в заявку на изобретение. Вопрос о моральности включения в авторские коллективы больших начальников — отдельная и важная тема, которой я не хочу здесь касаться.