Террористы направили самолеты на башни-близнецы в Нью-Йорке.
Люди... прыгали. С верхушек зданий высотой в полкилометра.
Всё больше и больше мальчиков собиралось, стояло вокруг, кусая губы, ногти, прижимая уши. В ошеломленной тишине, в мальчишеском замешательстве мы наблюдали, как единственный мир, который мы когда-либо знали, исчезает в облаках ядовитого дыма.
Кто-то распахнул синие двери. Мальчики продолжали прибывать потоком.
Никто не издал ни звука.
Столько хаоса, столько боли.
Что можно сделать? Что мы можем сделать?
К чему мы будем призваны?
Через несколько дней мне исполнилось 17.
31
Я ЧАСТО ГОВОРИЛ СЕБЕ ЭТО первым делом с утра:
Я говорил это после завтрака
Я говорил это после обеда:
В конце концов, прошло 4 года. Конечно, к этому времени она уже обжилась, стала жить по-новому, стала другой личностью.
Ночью мне снились самые замысловатые сны. По сути, они были одинаковыми, хотя сценарии и костюмы немного отличались. Иногда она организовывала триумфальное возвращение; в других случаях я просто натыкался на неё где-нибудь. На углу улицы. В магазине. Она всегда носила маскировку — большой светлый парик. Или большие чёрные солнцезащитные очки. И всё же я всегда узнавал её.
Я сделаю шаг ей навстречу, прошепчу:
Прежде чем она успевала ответить, прежде чем я мог узнать, где она, почему не возвращается, я резко просыпался.
Я оглядывал комнату, чувствуя сокрушительное разочарование.
Всего лишь сон. Снова.