– Слабовато! – досадливо отмахнулся пахан. – Скудная у тебя, Ваня, фантазия!
Тут Александр Ефимович шумно испортил воздух, упал на колени, подполз к ступням Кретова и в мановение ока обмусолил Витькины ботинки.
– Н-не н-надо!!! П-п-пощадите!!! С-с-смилуйтесь!!! – трясясь как в лихорадке, косноязычно молил он. С минуты на минуту обезумевшего от ужаса торгаша мог хватить кондрашка, и я понял – согласно сценарию разыгрываемого спектакля, снова пришла пора выйти на сцену «доброму следователю», то есть мне.
– Постойте, ребята, – твердо заявил я. – Не принимайте скоропалительных решений. Быть может, барыга еще успеет отчасти искупить свою вину, и нам не придется предавать его сверхизощренной казни. Неохота, знаете ли, понапрасну руки марать! Мы ж, в конце концов, не садисты! Правда, Ефимычу придется безоговорочно согласиться на наши условия!
– Все, все исполню! Благодетель!!! – завопил обнадеженный оптовик, на четвереньках подбежал к моей ноге и ухватился за нее обеими руками, как утопающий за соломинку.
– Встать! Сесть за стол! Взять авторучку, чистый лист бумаги и писать под диктовку! – грубо высвободив ногу, по-военному отрывисто скомандовал я.
Очумевший от страха коммерсант, спотыкаясь, ринулся к столу и поспешно плюхнулся на стул. Глаза Басовского, покрывшись туманной дымкой, сошлись у переносицы. Черные кудряшки на голове слиплись от пота. Черты лица расплылись, омертвели. Движения сделались угловатыми, заторможенными. От Александра Ефимовича исходил густой запах несвежего пропотевшего белья и давно не убиравшегося общественного сортира. В настоящий момент он здорово напоминал грязного, вывалянного в помойке олигофрена; судя по всему, он не понимал толком, что происходит, и медленно, послушно водил пером по бумаге...
– Совершенные мною, Басовским А. Е., тягчайшие преступления жгут мне душу, как на дне ада, – внятно диктовал я. – Призраки погубленных при моем содействии невинных людей не дают покоя ни днем, ни ночью. Из корыстных побуждений вступив в преступный сговор с чеченскими боевиками, я хранил на принадлежащем мне складе взрывчатые вещества, предназначенные для уничтожения жилых домов в городе Москве и Московской области...
– Подробно распиши, с кем из террористов ты контактировал, где конкретно спрятана взрывчатка, в каком количестве, – дождавшись, пока иуда закончит вступительную часть, распорядился я.
Александр Ефимович безропотно подчинился... Время перевалило далеко за полночь. Не считая редких подвываний ветра, со двора не доносилось ни звука. В провонявшем Басовским кабинете тоже царила тишина. Лишь шелестела бумага под руками чеченского прихвостня...
– Вот, – завершив наконец работу, показал он мне исписанный корявым почерком лист.
Пробежав глазами текст, я изумленно присвистнул. Оказывается, в ангарах под видом мешков с мылом хранилось чуть меньше тонны пластита, а также в специальном тайнике взрыватели, бикфордовы шнуры, часовые механизмы и прочие необходимые при проведении терактов предметы. Адреса Вахидова коммерсант, естественно, не знал. Тот предусмотрительно выходил на связь в одностороннем порядке. Более того, в сношениях с Басовским Аслан Алиевич прикрывался грузинской фамилией Кикнадзе. Связующим звеном, помимо телефона, являлся покойный Ширвани. Товар поставлял некий Сергей Юшенков. Кстати, именно он порекомендовал коммерсанту выпускника ваххабитского медресе Равиля Хаджирасулова. «В связи со спецификой работы вам жизненно необходим по крайней мере один
«Тонна взрывчатки плюс господин Юшенков – неплохой подарок ребятам из «органов». Вахидовым же займусь самостоятельно», – подумал я и вслух сказал:
– Добавь внизу следующее: «Жестокие угрызения проснувшейся совести постоянно терзают мое сердце. Я, Басовский А. Е., отчетливо осознаю, что сотворил запредельное количество зла. Руки мои по плечи в крови. Дальше так продолжаться не может. Простите и прощайте!» Поставь число, подпись... Все! Положи бумагу посреди стола, а сам подойди к Ивану.
– Теперь вы меня не убьете? Не сдадите в ФСБ? Позволите скрыться? – жалобно проблеял мало-мальски опомнившийся торгаш.
– Скрыться не позволим. Но ни убивать, ни сдавать в ФСБ не станем, – спокойно ответил порученец.
– Как?.. Как?! – с придыханием шептал ничего не понимающий Басовский.
– А так! – с издевкой передразнил Рептилия. – Твое письмо, помимо прочего, является посмертным посланием самоубийцы! Видишь веревку в руках Ивана? Возьми ее да повесься на люстре!
– Вы обещали сохранить мне жизнь! – повернув ко мне страшно перекошенное лицо, истошно заверещал коммерсант. – Обманули, значит?! У-у-ы-ы-и-и-и!!!
– Заткнись, дерьмо! – зарычал я. – Тебе было обещано только избавление от мучений! Таким, как ты, нельзя жить на белом свете! Короче, либо вешайся, либо Рептилия сварит тебя в кипятке!