– Эй, колобок! Это что за номера?! – спустя десять секунд услышал я сердитый голос Ширвани, очевидно, выхватившего у охранника трубку. – На хрена волынку тянешь?! Уговор предельно ясен: заезжаем, загружаемся да отваливаем. Времени в обрез!
– Поступили новые указания от шефа, – следуя моим инструкциям, весьма убедительно солгал оптовик. – Возникли непредвиденные обстоятельства. Необходимо срочно переговорить с глазу на глаз. Таков приказ. Хочешь, выполняй – хочешь, нет. Отвечать придется тебе!
– Ладно, жди! – хмуро буркнул чеченец, вешая трубку.
– Спрячьтесь в смежной комнате, – доставая из кармана длинный шелковый шнурок и становясь сбоку от дверного косяка, сказал я Витьке с Иваном. – Разберусь самостоятельно, без пролития крови. А ты, толстый, усаживайся за стол, обложись бумагами да изображай счастливую рожу... Живее, мать твою!!!
По прошествии нескольких минут на лестнице послышались упругие шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник среднего роста поджарый мужчина в точно такой же, как у меня, кожаной куртке, с «макаровым-особым» в правой руке. Видимо, в последний момент террорист все же заподозрил неладное. Шагнув вперед, он настороженно уставился на кофейное блюдечко с забытым Рептилией дымящимся окурком, учуял подвох (господин Басовский, оберегая здоровье, не курил), вскинул пистолет, но... было слишком поздно! Я молниеносно захлестнул на горле Ширвани удавку, одновременно с силой всадив ему колено в позвоночник. Чеченец умер быстро, беззвучно и практически безболезненно[45].
– Первый! – сказал я, отшвырнув от себя труп и подняв выпавшее из руки мертвеца оружие. – Иван, покарауль господина барыгу. Мы же займемся остальными... Я отвлеку внимание чурок, ты, Витя, зайдешь с тыла...
Снаружи разгуливал вовсю холодный осенний ветер. В отдалении виднелись пестрящие огоньками освещенных окон многоэтажные коробки жилых домов. Высоко в небе висела унылая ущербная луна (шли последние сутки октябрьского полнолуния 1999 года). Неподалеку от конторы высились большой штабель кирпича и груда песка. Наверное, Александр Ефимович планировал провести в своем хозяйстве какие-то строительные или реставрационные работы... Раздосадованные непредвиденной задержкой, Лечо, Махмуд и Мустафа нетерпеливо переминались с ноги на ногу возле указанного им ангара.
– Паршивый скатын! – уловил я обрывок возмущенной реплики Махмуда, адресованной, судя по всему, Басовскому.
– Нэкрасиво получаэтся! – вторил азербайджанцу таджик Мустафа (чеченец Лечо, подобно покойному Ширвани, изъяснялся по-русски без акцента).
– Лечо, пойди сюда! – предусмотрительно держась в тени и старательно имитируя интонации задушенного мной главаря, негромко позвал я по-чеченски. Одна из фигур послушно направилась ко мне, не дойдя десяти метров, замерла в изумлении и, получив пулю в сердце, свалилась на землю. Махмуда с Мустафой уложил выстрелами в спину подкравшийся сзади Рептилия.
– Отпрыгались, козлы!.. – сунув за пазуху ствол, облегченно вздохнул он. – Хвала всевышнему, ты додумался установить в хате микрофоны, иначе... представить страшно! Порядка трех сотен людей безвинно бы погибли[46].
– Точно, – поддакнул я и, заметив проржавевшую крышку заброшенного канализационного люка, предложил: – Давай спрячем дохлятину. Не стоит «джигитам» тут валяться. Вдруг чье-нибудь внимание привлекут, допустим, «узкопленочного» охранника с проходной?
– Резонно! – согласился Кретов.
Вооружившись найденной в машине террористов монтировкой, он с трудом, провозившись не менее пяти минут, открыл люк. Я напихал под одежду убитых кирпичей. Затем мы подтащили трупы к смердящей дыре, по очереди сбросили их вниз и, неплотно прикрыв крышку, вернулись обратно в кабинет Басовского. Там ничего не изменилось. Трусливо таращась на пистолет в руках Ивана, коммерсант дробно стучал зубами, а порученец Рептилии, судя по выражению его лица, героически боролся с искушением «собственноручно удавить курву».
– Возьми жмурика, – небрежно указал Витька на мертвого Ширвани. – Заверни... ну хотя бы в скатерть, отнеси к известному тебе ангару и спусти в канализационный люк. Предварительно утяжели тело кирпичами. Крышку намертво утрамбуй. Далее, используя карманный фонарь, разыщи на земле следы крови, присыпь их землей, песком и... и припороши табаком[47]. Действуй, Ваня, не канителься!
– Тэ-э-э-эк!!! – когда порученец, неся на плече упакованного в скатерть чеченца, вышел из комнаты, протянул Рептилия, окидывая Басовского взглядом голодного каннибала. – Теперича, субчик-голубчик, займемся непосредственно тобой. Для начала отрежем яйца. – Кретов зашарил по карманам, притворяясь, будто ищет нож. Александр Ефимович в ужасе закрыл лицо ладонями, втянул голову в плечи и задрожал как осиновый лист.
– Погодь, Витя! – начиная заранее оговоренную игру «в злого и доброго следователя», попросил я Кретова. – Пускай лучше торгаш ради облегчения своей дальнейшей участи немножко с нами пооткровенничает. Надеюсь, Ефимыч не против?
– Нет-нет! Я готов! Всегда готов! – загундосил до смерти перепуганный Басовский.
– Хорошо, – благосклонно кивнул я. – Итак, вопрос первый: на складе есть кто-нибудь еще, кроме тебя и охранника на проходной?
– Нет-нет! Я всех отослал!