Книги

Западня для леших

22
18
20
22
24
26
28
30

Катька сама ни разу не пробовала вышеперечисленные напитки, но разговоры о них слышала многократно.

– Как это «замуж»? – зарделась княжна, пропустив мимо ушей все остальное.

– Как положено: в церкви православной, через священное таинство венчания, – будто не поняв сути ее вопроса, авторитетно ответствовала Катька.

Боец вспомогательного состава особой сотни была далека от того, чтобы праздно молоть языком. Несмотря на мужественное поведение княжны, Катька все же всерьез опасалась, что та может не выдержать перенесенных испытаний и психологически сломается в самый неподходящий момент. Поэтому она намеренно разгружала Настеньку, уводя ее мысли в сторону от страшных событий, настраивала на светлую перспективу.

– Теперь давай-ка снимем жгут да перевяжем рану, – специально резко сменив тему, скомандовала она княжне.

Девушки вдвоем быстро справились с задачей, успешно использовав в качестве бинтов тонкую льняную простыню, которую они, ничтоже сумняшеся, сняли с постели и располосовали кортиком на ленты нужной ширины. Предварительно рану сверху слегка промыли тем же крепким медом. После перевязки Катька осторожно встала и с радостью почувствовала, что теперь может двигаться более-менее свободно.

Первым делом она, чуть прихрамывая, подошла к телу Хряка, с предосторожностью нагнулась над ним, держа кортик на изготовку. Опричник был мертв: пуля попала в сердце. Этому жестокому и подлому негодяю повезло последний раз в его мерзкой жизни, и он принял легкую смерть, не корчась на дыбе или в пламени костра, как его многочисленные невинные жертвы.

«Ну надо же! – подумала девушка. – Два выстрела, и оба в яблочко: одна пуля в лоб, другая – в сердце. Однако ж я не хуже, чем любимый братец, в бою отстрелялась-то!»

Подбадривая себя и ощущая законную гордость от победы в неравном поединке, Катька, конечно же, напрочь забыла, что при первом выстреле она целилась не в голову, а в грудь, а второй раз палила навскидку, по силуэту, особенно не выбирая, куда, собственно, попасть.

Отойдя от двери, Катька вновь присела на постель, чтобы немного отдохнуть, и принялась заряжать пистоль. Открыв крышечки в рукоятке, она извлекла из специальных углублений два запасных заряда, представлявших собой, как и саму пистоль, редкую по тем временам техническую новинку: бумажную колбаску с закрученными концами, в которую был насыпан порох в точно отмеренном количестве и вложена пуля, отделявшая к тому же в колбаске основной заряд от затравки. Сама обертка использовалась в качестве пыжа. Вынув из подствольного желобка шомполок, девушка прочистила стволы, засыпала порох, подсыпала затравку на полки, вложила пыжи и забила пули. Проделывала она все эти манипуляции автоматически, при этом то ли беседуя с княжной, то ли просто рассуждая вслух.

– Не горюй, Настенька, дверь тут – прям как ворота в крепости, тараном не прошибешь! Продержимся, сколько надо! Наши уже наверняка где-то рядом, подходы ищут. Это осиное гнездо они, конечно, одним махом раздавили бы. Но мы же порядок да единство в государстве укреплять, а не нарушать должны, поэтому в открытый бой с опричниками ввязываться не можем (Катька, как и все лешие московского отряда, получила четкие и категорические указания на этот счет и теперь просто повторяла слова, услышанные на инструктаже). Значит, чтобы сюда проникнуть, только припугнуть кромешников можно хорошенько, ибо они-то и знать не знают, и ведать не ведают, что нам их, гадов, в открытую давить запрещено… Ну вот, и пистоль готова. Теперь потуши-ка все светильнички, кроме вот этого, в уголке который, а я окошко открою осторожненько да посмотрю, что снаружи происходит.

Когда горница, до этого ярко освещенная дюжиной масляных светильников, погрузилась в полумрак, Катька распахнула слюдяное оконце, откинула ставень. В обширном басмановском дворе не происходило ничего необычного: лениво перекликались несколько голосов, скрипел колодезь, время от времени фыркали и коротко ржали кони в конюшне. За высоким частоколом, окружавшим двор, также не было заметно никакого движения. Несмотря на это, Катька, твердо уверенная, что подмога где-то рядом, достала из специальной петельки на поясном ремне особый свисток, и из окна горницы, с самой почти верхушки терема, зазвучала в летней ночи безобидная и негромкая птичья трель. Она была похожа на голоса сразу нескольких городских пичуг, и невнимательный слушатель вряд ли бы заподозрил что-то неладное. Тем не менее птицы, издававшей звуки в такой комбинации, в природе не существовало. Для того и был придуман хитрый сигнал, чтобы только опытное ухо сразу смогло отличить его от простого щебетания. Трель звучала особым темпом: продолжительная – короткая – продолжительная, что означало: «прошу ко мне подойти»! Катька специально подавала этот спокойный рабочий сигнал, а не тревожный «все на помощь!», чтобы одновременно дать знать о своем местонахождении и успокоить бойцов, возможно, готовых, позабыв о наставлениях касательно невозможности открытого боя, рвануть ей на выручку, круша все на своем пути.

Продолжительная – короткая – продолжительная, «прошу ко мне подойти»! Голова у Катьки время от времени кружилась от слабости, и страх начинал шевелиться в самой глубине сердца. Где же подмога? Что ж они медлят? Доскакал ли гонец, не попал ли в беду по дороге, как те, что на рынке и в доме у князя Юрия? Но она не поддавалась страху, только крепче стискивала рукоять пистоля и продолжала выводить спокойную трель, похожую на свист маленькой беззаботной пичуги.

Два десятка леших под командой Дымка широкой рысью за каких-нибудь полчаса достигли своей старой, ныне пустой, как и все другие, заставы, расположенной в четверти версты от двора Басмановых. Там лешие быстро спешились у коновязи, построились в боевую колонну. Трое бойцов, взяв мушкеты на изготовку, засели за вновь расставленными рогатками, взяв заставу с лошадьми под охрану и оборону. Дымок, привычно окидывая быстрым цепким взглядом амуницию и вооружение выстроившихся перед ним десятков, лаконично и четко поставил задачу на предстоящие действия.

– Идем плотным строем, в открытую, напролом. Я двигаюсь головным, стучу в ворота, отвлекаю или валю часового. Особники в это время преодолевают частокол и открывают ворота, – он повернул голову к двоим бойцам особой сотни, которые по приказу Кирилла отправились за ними вслед для усиления и догнали их перед самой заставой.

Особники понимающе кивнули. Они были одеты в абсолютно черные облегающие штаны и куртки для ночного боя, и, кроме привычных беретов соответствующего цвета, на головах их были натянуты также черные личины, или, по-иноземному, – маски с прорезями для рта и глаз, сейчас закатанные на лоб. Лешие между собой называли эти одежды, делавшие их плохо видимыми в темноте, «чертовой кожей».

– Ставку делаем на неожиданность и наглость, – продолжил Дымок. – Препятствующих движению валим, по возможности – не насмерть. Работаем в основном прикладами мушкетов, руками и ногами. Без моей команды не стрелять, клинки не обнажать, строй не ломать, в том числе – внутри дома. Держимся плотно, плечо к плечу. Замыкающими идут оба десятника, отвечают за тыл. Добираемся до хозяев, я с ними беседую, вызволяем девушек – живых или мертвых (его голос едва заметно дрогнул на этих словах), и тем же порядком прорываемся к лошадям. Вопросы?

– Командир, разреши, мы с товарищем произведем разведку, обежим двор, оглядим дом, чтобы не влететь в западню, – предложил старший из особников, Лось.

– Отставить, – быстро ответил Дымок. – Времени нет, дорога каждая минута. Они нас не ждут, таких сил, чтобы одолеть два наших десятка, им в одночасье не собрать. В крайнем случае прорвемся огненным боем через любой заслон.

– Тогда разреши после того, как ворота откроем, все же двор обежать. Катерина, если жива, должна свое местонахождение обязательно обозначить! Потом вас в доме догоним, сведения дадим!