В отличие от своего визави, Колесников отлично знал, какие мысли он намеревался донести до американцев. Во-первых, он четко понимал, что необходимо ставить тому, на кого ты давишь, максимально жесткие условия. Ни в коем случае не требовать то, что реально хочешь получить, делать заявку на большее, чтобы было, о чем торговаться. И в куда худших условиях, выторговав сущую мелочь, побежденный будет считать это своей дипломатической победой и легче сдаст все остальное. Во-вторых, ему надо было продемонстрировать американцам, что Альянс уже считает себя победителем, и США ему не ровня. Обидеть. Это весьма сузит противнику поле маневров, уже даже просто из-за того, что на смену холодному расчету придет эмоциональное дерганье. Ну и, в-третьих, Колесникову просто нравилось дразнить Рузвельта. Откровенно говоря, он еще по прошлой жизни помнил американцев и считал их большими, инфантильными детьми. Жестокими, неглупыми, но по уровню развития – детьми, максимум подростками. И Рузвельта, пускай он и президент, тоже. Разумеется, местные американцы были и умнее, и храбрее, и решительнее, да и вообще куда более симпатичны как люди, чем те, кого он помнил, но общий принцип никто не отменял.

Будь на его месте Молотов или, к примеру, Риббентроп, они, возможно, донесли бы все это до Рузвельта более грамотно. Вот только уровень у этих, без сомнения, великих дипломатов был, мягко говоря, не тот. В отличие от них, Колесников имел право говорить от имени Германии без каких-либо ограничений. Серьезный нюанс, и понимающие люди его оценят. Так что поехал адмирал сам, лично, и теперь оставалось надеяться, что пилюля сработает, как надо.

Впрочем, он понимал и Рузвельта. С американской точки зрения ситуация выглядела совсем не так страшно и далеко неоднозначно. Да, потеряны Аляска и Канада, но центр США жив. Более того, несмотря на глубокое проникновение танковых частей в глубь страны, ни один крупный американский город захвачен не был. Кое в кого это просто обязано было вселять оптимизм, хотя на самом деле ситуация сложилась именно так, скорее, из– за нежелания Роммеля, поддержанного Быстрым Гейнцем, Рокоссовским и некоторыми другими генералами рангом пониже терять время.

Лезть в города с населением в сотни тысяч, а то и миллионы человек без достаточной концентрации сил, в первую очередь пехоты, означало завязнуть в уличных боях с неясными шансами на успех и гарантированными потерями. Упорный, хорошо подготовленный и мотивированный гарнизон при поддержке местного населения способен задать жару любому агрессору, а танки, зажатые в узости авеню и стрит, разом теряют свою грозную мощь и превращаются в большие, удобные мишени. Колесников, известный своей решительностью, к всеобщему удивлению, тоже поддержал генералитет. Он-то хорошо помнил и Сталинград в сорок третьем, и Грозный в девяносто пятом.

Однако если Рузвельт думал, что стратегия противника состоит в блокировании городов, а не в их штурме, то он серьезно ошибался. Равно как ошибался и в роли немецкого флота в предстоящих боевых действиях. Простительно ошибался – до сих пор флот, выбив американские линейные силы, вел себя довольно пассивно. То есть он, конечно, устраивал рейды, но любому мало-мальски грамотному адмиралу было ясно – основные силы Альянса задействованы в блокаде и конвоях и лишь изображают активность. И ни одного десанта с того момента, как Альянсу удалось перекрыть Панамский канал. Скорее всего, такую возможность американцы сейчас даже не рассматривают. Ну что же, если так, то они будут наказаны за ошибку, а если нет, то убедятся, что полноценно оборонять все побережье у них в любом случае не получится.

В качестве мишени для удара Колесников рассматривал две точки. Первая – Филадельфия, где на стапелях, помимо прочего, уютно расположился корпус новейшего линкора «Иллинойс» типа «Айова». В качестве второй точки привлекательно смотрелся Норфолк. Не тот, что в Британии, а тот, который в штате Вирджиния, и где американцы сейчас торопливо достраивали однотипный «Иллинойсу» линкор «Кентукки». Опять же, окромя целой кучи кораблей поменьше. В том мире, который оставил Колесников, эти линкоры были заложены уже под конец войны и даже не достроены, что было, в общем-то, логично. Океан завоевали новые хозяева – авианосцы – и строить дорогущие плавучие крепости, используемые почти исключительно в качестве мониторов… А ведь в них, по сути, и превратились недавние владыки морей. Строить этих монстров, а потом еще и содержать их, в новых условиях было попросту нецелесообразно.

Вот только в новой истории авианосцы себя не то чтобы не показали, а, скорее, дебютировали чуточку более смазанно. На Тихом океане плавучие аэродромы, конечно, гремели, особенно японские, но вот в Атлантике дело обстояло совсем иначе. Здесь авианосцев было не так много, об их массовом применении речь пока не шла, и океан по-прежнему бороздили эскадры бронированных гигантов. Авианесущие же корабли органично вписались в уже существующую структуру, успешно ее дополняя. Именно дополняя, но не становясь ее основой – в конце концов, пока что в Атлантике именно линкоры топили авианосцы, а не наоборот. Неудивительно, что смотреть на тяжелые артиллерийские корабли, как на архаику, никто даже не пытался, и линкоры, которые в той истории заложили аж в сорок четвертом году, здесь оказались на стапелях на три года раньше. «Иллинойс» уже готовили к спуску на воду, а «Кентукки» и вовсе через пару месяцев планировалось сдавать заказчику, что противоречило мыслям Колесникова насчет их дальнейшей судьбы. Впрочем, и остальные корабли, строящиеся в этих городах, выпускать в море под звездно-полосатым флагом он не собирался.

Откровенно говоря, больше всего споров было на тему, по какому из городов бить в первую очередь. Большинство склонялось в пользу Норфолка – все же и мощнейший промышленный центр, и город поменьше, легче захватить и удержать. Хотя и Филадельфия имела свои плюсы, особенно психологические. Как-никак, один из крупнейших американских городов, а в Пенсильвании и просто крупнейший, и один из старейших. Декларацию независимости, опять же, в нем подписывали. Ну и промышленный центр тоже серьезный.