— Моя любимая жена, дай мне слово, если наступит такой день и тебе скажут, его не стало, жди. Дождись меня, и я обязательно вернусь, только дождись, — и глаза, проникающие в душу.

— Ольгерд я дождусь, обязательно дождусь, даже если мне придется ждать всю оставшуюся жизнь, — шепчет адептка Тримеер, открывая глаза.

А за окном заря, робко заглядывает сквозь белую занавеску, наступает новый день. В лечебнице тишина, не слышно ни звука, все ещё спят.

— Первый день без него, первый день боли прошедшей сквозь сердце и разделившей мою жизнь на две части. Боли, которая станет моей вечной спутницей, со временем я к ней привыкну, она не так сильно будет напоминать о себе, но и не покинет уже никогда. — Думала юная вдова, глядя на дремлющего адепта Гурбона за столом, — я никогда не смирюсь с его гибелью, но мне есть чем жить, несколько месяцев назад я думала, если свет в его глазах померкнет, то неважно, что будет со мной. Я была неправа, уже важно, наш Арман должен увидеть белый свет. А боль…. давай договоримся, я не отказываюсь от тебя, терзай меня, сколь будет угодно, но позволь выносить и родить здорового малыша, не переходи тот предел, за которым мне станет все безразлично и оно убьет меня.

— Доброе утро, — в палату вошел Гонорий, — позвольте адептка, я проведу диагностику организма. Закройте глаза и полежите спокойно, не нужно следить за моими руками.

Я подчинилась, ощущая, как прохладные руки лаборанта плывут надо мной, вот они замерли над животом, несколько движений и проследовали в область сердца.

— Адепт Гурбон, слёз было много? — уточнил он у Клайва.

— Да, сменили три подушки, девчонки ночью взвешивали, — смутившись, поведал адепт, — говорят выплакано много.

— Вам что больше делать было нечего? — удивился Гонорий, — вы бы ещё, умники, взяли и адептку взвесили, сколько она весу потеряла за прошедшие двенадцать часов. Воду подай, у девушки обезвоживание будет с такими дежурными.

Я села, упёршись в спинку кровати, и пила воду маленькими глотками, не торопясь.

— У меня голова немного кружится, — сказала я Гонорию, — на занятия отпустите?

— Нет, ты у нас сегодня учебный экспонат. Лежишь здесь, вода в неограниченном количестве, настои сейчас назначу, питание легкоусвояемое, — ответил лаборант и протянул свиток Клайву, — адепт сходи в кабинет к Таршу, принеси препарат и пригласи магистра.

— Адептка, близнецы в роду были? — спросил Гонорий у меня, как только за адептом закрылась дверь.

— Да, моя бабушка по линии отца, они с сестрой близнецы, — ответила я, увлеченная водой, — а что такое?

— Третье поколение, неудивительно. Я думал, мне показалось, срок больше будет, убедимся. Но и сейчас уверен, малыш не один, их двое, — ошеломил меня целитель, — ты не переживай, и родишь, и воспитаешь, и голодными не будут. Согласись, есть ради кого жить.

— Соглашусь, — прошептала адептка Тримеер и, вернув пустой стакан, сползла обратно в постель, закрывая глаза, — не я первая, не я последняя кто оказался в такой ситуации, мне грех жаловаться, близких много, не оставят одну.

И меня накрыла полная апатия, я лежала с закрытыми глазами, не обращая внимания на входящих и выходящих адептов, которые рассматривали меня, по словам Гонория, как учебный экспонат. А потом погрузилась в глубокий сон, настои сделали свое дело.

Когда я проснулась, день перевалил за вторую половину, в лечебнице стояла тишина, нарушаемая изредка хлопаньем дверей. Открыв глаза, обнаружила, что в палате никого нет, но только решила приподняться, как проявился Оптий.

— Адептка, далеко собралась? — проскрипел он, и уселся на краешке стула, — ты наверно о моем деле сейчас позабудешь, да? — с сожалением спросило привидение.

— Нет Оптий, не позабуду, — пообещала адептка, — мне сейчас наоборот загрузиться делами нужно, чтобы минуты свободной не было.