Голос у него дрожит, и Франческа сжимает ему плечо. Я понимаю, что тоже должна как-то утешить его, но не могу совместить его состояние со сложившимся у меня мнением об этом человеке. Я достаю из кармана наушники Финли и принимаюсь распутывать провода, стараясь развеять сумбур в голове. Элис перестала строчить сообщения и в ужасе глядит на Дерека, словно в его словах звучит нечто захватывающее и притягательное.

– В прошлом году я лишился работы. Редактор сказал, что я потерял нюх. И добавил, что у меня притупилось журналистское чутье, необходимое для того, чтобы идти в ногу с молодым поколением. Я попытался поработать на фрилансе, но когда отсылал какие-то наметки или задумки, все уже разрабатывали подобные темы своими силами или же не располагали бюджетом. Хотелось ли мне писать для веб-сайта? Кто-то предложил мне начать вести блог, – грустно усмехается он.

Роуэн панибратски толкает Дерека кулаком в плечо, но тот игнорирует подобный жест, намеренно отвернувшись. Жизненный опыт сделал его озлобленным и никому не верящим. Я его понимаю и ощущаю солидарность с ним. Наше ви́дение жизни и отношение к ней формируется действиями окружающих нас людей, их поведением. Я размышляю об Адаме, обо всей испытанной мною горечи в жизни с ним, и чувствую, как она начинает исчезать. Не знаю, сумею ли я простить, но мне кажется, что смогу забыть.

Если представится шанс.

– Да, нелегкие времена, – произносит Роуэн.

Он смотрит на меня, и я еле заметно киваю, пытаясь этим сказать, что все понимаю – Роуэн просто пытался помочь Дереку. Но, по-моему, сейчас никто не в силах ему помочь. Он решился поведать нам собственную историю, огласить свое решение отправиться туда, где жизнь не сто́ит того, чтобы продолжать ею жить.

Дерек смотрит на Франческу:

– Я просто почувствовал себя ненужным. Нет, не только ненужным. Ни на что не годным.

Элис вернулась к телефону, эта история ей явно наскучила.

– Я решил, что все-таки полечу, навещу в Сиднее брата, а потом запрусь в гостиничном номере, взяв с собой столько таблеток и выпивки, сколько в руках уместится… Странно, но я очень этого ждал.

– А теперь…

– Ирония судьбы. Полагаю, голова начинает работать, когда глядишь смерти в лицо. Выясняется, что моя прежняя идея не очень-то меня увлекала.

– Подобное никого не увлекает, – мрачно замечаю я, встаю и поглядываю в сторону Ганга и Замбези, говоря громко, чтобы те наверняка услышали: – Вы ведь не знали, верно? Не знали, что она это задумывала?

Ганг косится на кабину пилотов, потом на Нигера, вскинувшего руки, чтобы усадить на место пассажира, неуклюже вставшего с кресла и заплетающейся походкой двинувшегося по проходу. Он по-прежнему выполняет то, что велено, несмотря на резкий поворот событий. Они радикализованы, понимаю я, да так искусно и эффективно, что даже теперь не спешат прекращать выполнять приказы Миссури.

Я вижу, как Пол Талбот бережно перекладывает младенца Лахлана на руки жены и легонько подталкивает ее к свободному креслу. Но прежде чем та успевает сделать шаг, в кресло падает Джейсон Поук, пристегивается и принимает безопасную позу на случай вынужденной посадки.

– Нам нужно что-то делать, – говорю я скорее самой себе, нежели окружающим.

– Что делать-то?! – визгливо выкрикивает пассажир в первом ряду. Рот у него перекошен от ужаса. – Ничего мы не сможем сделать!

Ганг отступает на пару шагов. Он в растерянности. Куда теперь идти, когда их командир исчез? Наверняка это наш шанс. Я поворачиваюсь к Франческе и остальным:

– Нам нужно проникнуть в кабину пилотов.

– Но взрывчатка… – начинает Роуэн. – Как только мы к ней приблизимся, Миссури… – Он сжимает пальцы в кулак, потом резко их разжимает, имитируя взрыв.