– Да, мы оба прекрасно знаем, что ты согласишься рано или поздно. Может, не будем усложнять друг другу жизнь?

Я промолчал. Молчание моё длилось около тридцати секунд.

– Что же, – вздохнул Архиепископ, показав серым монахам жест ладонью. – Надеялся, что обойдётся без этого.

Монахи обступили меня. Я старался не обращать на них никакого внимания, но в действительности сердце колотилось так сильно, что было готово разорваться. Что они собирались со мной сделать? Что меня ждёт, и какой парк кровавых аттракционов для меня устроят?

Монахи вытянули руки, и, прочитав заклинание, заключили меня в прозрачную сферу. Двигая руками, они манипулировали её положением в пространстве, и, привыкнув к управлению, подняли меня над землёй. Проволока испарилась, и я с облегчением вздохнул, зажмурив глаза.

В теле пульсировала кровь, омывавшая открывшиеся раны, которые дико болели.

– О, ты не расслабляйся. Всё ещё впереди. Ведите его, мои братья, – скомандовал Манул.

Монахи пошли, и сфера плавно двинулась следом за ними. Пройдя через ворота, мы добрались до широкой лестницы, ведущей вниз. В конце была решётка входа, сквозь которую виднелись тускло светившие настенные факелы.

Решётка поднялась, и монахи направили сферу прямо. Мы вошли в мрачный коридор. В стенах были тяжёлые деревянные двери, с металлическими засовами и оконцами для подачи еды. Они были измазаны кровью, а запах внутри стоял такой, что меня тут же чуть не вырвало.

Мы медленно двигались по коридору, и когда шли мимо одной из дверей, оконце резко распахнулось. В проёме я увидел седого мужчину с безумным взглядом. Он высунул руку в оконце, и стал кричать, брызгая слюной:

– Накормите Руфа! Руф хочет кушать! Вы неделю не кормили Руфа и ему плохо!

Расширив глаза от удивления, я испытал в груди такую тяжесть, что захотелось провалиться сквозь землю. По телу прошла мелкая дрожь. И я вообразил себя, доведённого до такого же состояния. Разве меня ждёт такая же участь? Возможно, даже хуже. Для особых гостей – особая программа.

– Заткнись, старая швабра! – рявкнул монах, и с размаху ударил Руфа кулаком по руке. Старик простонал, и исчез из проёма, став сползать по двери. Он стучал по ней, и кричал:

– Накормите Руфа! Руфу плохо! Накормите его…

– Что за Руф? – спросил один из серых монахов, когда мы отошли подальше от камеры.

– А ты что, новенький?

– Да, – ответил монах. – Тут я впервые…

Местечко было жуткое. По коридорам разносились человеческие вопли. Кого-то пытали, резали, скручивали, и били палками. Звенели цепи, трещало дерево, и слышались звуки ломающихся костей. Воздух был заполнен трупным запахом, и я был уверен, что если освобожусь, то буду чуять его ещё неделю.

Вдали я увидел стол, за которым сидел монах в чёрной рясе и что-то писал пером на бумаге. Мы подошли к нему, и остановились. Он, не поднимая взгляда, спросил равнодушно:

– Кто? Куда? – он поставил точку, и положил перед собой следующий лист. – По какому поводу?