– Пошел!

Он подпрыгнул, вытянувшись, как в прыжке, и с трудом (стареешь, мать твою, стареешь, казак!) зацепился за край бетонной плиты. В ушах тяжко бухало сердце…

– Пятьдесят пять.

Он начал подтягиваться. Это не так-то просто, если под коленями плита, да и зацепился неплотно.

– Пятьдесят.

Главное не нашуметь – а то счетчик быстро обнулится. Он представлял, как все оно будет – мечущиеся лучи фонариков, короткая очередь…

– Сорок пять…

Ему удалось подтянуться. Перевалиться через забор. Он понял, почему не было технических средств защиты – нельзя было привлекать внимание. Ни у кого на заборе не торчат по краям изоляторы – и тут этого не должно быть. Они полагаются на куда более чуткую и универсальную охрану – глаза уши и опыт опытных, обученных своему делу людей.

– Сорок. Быстрее.

Прыгнул. Перекатился – но все равно слышно. Прижался к земле – все. Ставки сделаны – ставок больше нет.

– Тридцать пять.

Где? Где спрятаться.

– Тридцать. Справа или слева от входа.

Он побежал туда. А вот хрен там спрячешься, это только сбоку круто выглядит. Дело в том, что человек как-то инстинктивно чувствует живое существо рядом с собой, особенно если его обучить доверяться своим инстинктам, не лениться проверять то, что показалось неправильным или ненормальным. Они проверяли это – даже в кромешной тьме человек чувствует находящееся рядом живое существо, но…

– Двадцать пять.

…только если оно находится на уровне роста человека. Почему-то человек почти не чувствует то, что находится выше его головы. Вспомните – как часто вы смотрите вверх? Не себе под ноги, не перед собой, не на уровне своего роста – а выше.

– Двадцать. Что ты делаешь, черт тебя дери?

Он еще раз подпрыгнул. Хвала Аллаху, тут мало дождей, и потому здесь не делают стоки. Если бы они тут были – то загремели бы почище вечевого колокола.

– Пятнадцать. Действуй.

Подтянулся, перевалился через невысокий край крыши, прикрывающей что-то вроде подъезда к вилле. Там, сверху, была еще широкая, открытая терраса.