Ларионов обучал их стрельбе, метанию гранат, изготовлению и закладке взрывных устройств, умению ориентироваться, маскироваться. Они учились обследовать объект диверсии и скрываться после взрыва. Капитан занимался с ними даже русским языком: они должны были отвыкнуть от «старорежимных» слов и обогатить свой словарный запас новой, послереволюционной лексикой.

Пройдя полный курс обучения, террористы переходили в ведение Миллера, а затем – к Скоблину, который ведал «северным направлением». Скоблин связывал их с представителем РОВСа в Финляндии генералом Добровольским и… сообщал советской разведке о планах очередной террористической группы. Разведка предупреждала пограничников, и, как правило, боевиков перехватывали на границе.

Так, в мае 1934-го два террориста – Носанов и Прилуцкий – с югославскими паспортами проехали через Бельгию, Германию, Латвию и Эстонию в Хельсинки и вошли в контакт с Добровольским. В одной из финских разведшкол они прошли дополнительную подготовку и были нелегально переправлены на советскую территорию. Там, в пятнадцати километрах от Ленинграда, их попытались захватить внутренние войска СССР. Возможно, этим двум агентам дали уйти специально, чтобы не «засвечивать» Скоблина.

После возвращения в Париж Носанов сменил Ларионова, который вскоре перебрался в гитлеровскую Германию и с благословения Миллера стал сотрудничать с ее разведслужбами. Это произошло не случайно. После прихода Гитлера к власти правые круги белой эмиграции, особенно монархисты, центр которых находился в Берлине, активно сотрудничали с фашистами. Сторонником союза с гитлеровцами был и сам Миллер.

Устанавливать тесные связи с германскими спецслужбами Миллер начинал не на пустом месте. Один из лидеров крайних монархических кругов русской эмиграции, бывший кавалергард генерал-майор В. Бискупский (1878–1945), находился в доверительных отношениях с представителями нацистской элиты еще с начала 20-х годов. Он был хорошо знаком с А. Розенбергом и с одним из основателей нацистской партии, близким другом Гитлера В. Шойбнером-Рихтером (погиб 9 ноября 1923 года во время «пивного путча»).

Еще раньше, сразу после основания нацистской партии в 1919 году, она в значительной степени существовала на деньги правого крыла российской эмиграции. После провала «пивного путча» и смерти Шойбнера-Рихтера Адольф Гитлер (сам легко раненный во время расстрела нацистской демонстрации) некоторое время прятался в квартире генерала Бискупского. С той поры генерал пользовался полным доверием со стороны сделавшего головокружительную карьеру ефрейтора.

Соединяя вместе все эти сведения, можно предположить, что германские спецслужбы вполне могли готовить покушение на Кирова, используя в этих целях ничего не подозревавшего Николаева, и в то же время по каналам РОВСа попытались провести теракт с помощью Носанова и Прилуцкого.

Немецкие друзья Драуле и Николаева из 74-й квартиры должны были знать о семейных неурядицах между супругами в связи с увлечением Мильды любвеобильным Кировым. Эти люди, по-видимому, посоветовали Николаеву обратиться в их консульство за материальной помощью. Николаев представился как потенциальный автор книги о жизни в СССР, которую можно было бы издать за рубежом.

Если так рассуждать, то станет ясно, почему он обратился именно в германское консульство, хотя в Ленинграде было много консульств других государств. Одновременно объясняется и благосклонное отношение германского генерального консула к ничем не примечательной личности Николаева, который вдобавок не имел никаких литературных достижений или хотя бы публикаций. Сам факт оказанного Николаеву доверия свидетельствует о том, что консул был дополнительно проинформирован о нечаянном госте.

В найденном у Николаева письме говорилось о том, что «Киров посеял вражду между мною и моей женой, которую я очень любил». Непонятно, зачем он об этом написал? Такое заявление вполне можно расценить как заранее подготовленное объяснение убийства исключительно ревностью. «Романтическую» версию следствие имело основание объявить придуманной Николаевым «в целях сокрытия следов преступления и своих соучастников, а также в целях маскировки подлинных мотивов убийства Кирова».

В первые дни после покушения следователями разрабатывался и «германский след». Но затем это направление поиска было закрыто. По-видимому, Сталин не хотел окончательно разрывать отношения с Германией – и без того плохие после прихода к власти Гитлера.

Однако вовсе игнорировать связи Николаева с иностранцами было нельзя. Нужно было выбрать подходящее консульство. Выбор пал на латвийское, глава которого в то время в чем-то проштрафился. Когда советское правительство потребовало его отзыва, Совет консулов не возражал и не выразил протеста.

В связи с убийством Кирова советское руководство имело возможность устроить, что называется, «международный скандал». Достаточно четкие следы вели не только в Берлин, но и в Париж. Но это с политической точки зрения был бы неразумный ход. Целесообразней было другое: сосредоточить удар на внутренних врагах, оппозиционерах.

Есть версия, будто Сталину только и нужен был предлог для развертывания репрессий, и он был доволен тем, что убийство Кирова предоставляло такую возможность (не говоря уж о тех, кому по душе бредовая версия о том, что Сталин «заказал» Кирова). Но так могут думать те, кто плохо представляет себе основы внутренней политики руководителя не только государства, но и любой мало-мальски значительной организации. Он кровно заинтересован в том, чтобы как можно меньше выносить «сора из избы», чтобы представлять вверенный ему коллектив сплоченным, дружно поддерживающим политику начальства. С врагами разумней расправляться тайно или изолируя их без лишнего шума.

Судя по всем имеющимся свидетельствам, смерть Кирова поразила Сталина. Убийство руководителя такого ранга свидетельствует о нестабильности государства, о существовании в нем активной и мощной оппозиции, о возможности социальных потрясений.

Более того, оно показывает, что данные руководители находятся под прицелом и охрана не способна их защитить. Все это вносит немалую нервозность в общественную жизнь, будоражит общественное мнение, нервирует руководство и заставляет его прибегать к ответному террору. В результате происходит социальная дестабилизация, резкое разделение на «друзей режима» и врагов, что само по себе уже чревато если не переворотом или революцией, то увеличением числа и ожесточением недовольных.

Зачем все это было Сталину? Чтобы окончательно разделаться с оппозицией? Но для этого существуют более эффективные, простые и, главное, тихие, негласные методы. Неужели трудней было устранять оппозиционеров через отравления, провокации, имитацию хулиганских нападений?

Нет, надо отрешиться от здравого смысла, чтобы поверить, будто убийство Кирова могло обрадовать Сталина. Однако, безусловно, оно заставило руководство страны прибегнуть к экстраординарным мерам.