Так или иначе, расследование перешло к активной разработке версии о внутренних врагах. О ней были информированы и крупные партийные работники. Об этом можно судить по выдержке из протокола закрытого партийного собрания Облисполкома, Ленсовета, Облплана, Ленплана, Дома крестьянина, Комитета партийного и советского контроля, состоявшегося в декабре.
«Касс (Ленсовет): Посмотрите, все бывшие оппозиционеры устроились на тепленьких местах, а мы прохлопали.
Ибрагимов (Облисполком): Я не верю ни одному бывшему оппозиционеру, многих из них нужно исключить из партии, а террористов – врагов народа – физически истребить. По-моему, преступление Зиновьева, Каменева и других руководителей оппозиции не меньше преступления Николаева, и всем им одна дорога».
Тут уже даже и не связывается оппозиционная деятельность с организацией убийства Кирова, а без каких-либо доказательств провозглашается равенство между ними по степени ответственности. Этим заранее оправдываются любые, даже самые суровые репрессивные мероприятия.
О настроениях среди некоторой части рабочих можно судить по следующему документу (орфография подлинника):
«В Смольный, в областной комитет ВКП(б)
Заявление
Прошу, разрешить мне отомстить за вождя города Ленинграда, тов. Кирова… Мы должны охранять всемирных вождей, и если нашего одного вождя убили товарища Кирова, то попавших к нам классовых врагов… прошу дать мне их расстрелять под охраной и я бы стал стрелять не одной рукой, а с двух и сразу же уложил двух как паразитов всемирного пролетариата, и всех бы я их перестрелял…
Я лично беспартийный рабочий, бывший член партии и работаю на заводе «Электроприбор»…»
Увы, нельзя выяснить, насколько искренний был этот человек в своей лютой ненависти к «паразитам всемирного пролетариата». А за что его исключили из партии? Уж не за принадлежность ли к оппозиции?
Однако крупные партийные деятели по своей прыти и требованиям террора перещеголяли даже этого рабочего. Вот что говорил Н.С. Хрущев на партактиве Москвы в июне 1935 года:
«…На предприятиях у нас были случаи порчи оборудования, в столовых – отравления пищи. Все это делают контрреволюционеры, кулаки, троцкисты, зиновьевцы, шпионы и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».
Тут уже видится стремление все подряд, включая собственные огрехи и недостатки в работе, свалить на врагов, которые всем скопом именуются контрреволюционерами.
Троцкий возлагал ответственность за убийство Кирова на Сталина. Но это не было примитивное и бездоказательное утверждение, будто Сталин сам приказал организовать вопиющее преступление. Троцкий исходил из общей политической ситуации:
«Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности, вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование». (Из статьи «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» – «Бюллетень оппозиции», 1935, № 41.)
Заметим, что вообще-то терроризм возник и активно проявлял себя в политической жизни России задолго до Сталина, еще в XIX веке, а в революционные времена поощрялся и самим Троцким. Он приказывал беспощадно расстреливать, к примеру, отступавших бойцов Красной Армии, а также выставлял сзади атакующих частей пулеметные отряды, которые должны были стрелять по своим, если они обратятся в бегство.
Троцкий лицемерил еще и потому, что старательно «забывал» недавнее прошлое. Еще до убийства Кирова он сам попытался перейти к террористическим действиям, прежде всего против Сталина. Так что статья, отрывок из которой приведен, должна была служить своеобразной «дымовой завесой», скрывающей подлинные замыслы Троцкого.
…С 1932 по 1939 год одним из секретарей и телохранителей Троцкого был француз Жан Ван Ейженорт. Последующие 30 лет он оставался консультантом архива Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Им написана книга: «С Троцким в ссылке: от Принкипо до Койоакана».
Н.Г. Фелбштинский – редактор-составитель и комментатор нескольких десятков томов архивных документов – писал о Ейженорте: «Трудно найти человека, ближе знавшего в те годы Троцкого».