В общем, нетрудно понять бедствующего безработного. Только несколько непонятно выглядит приписка: «Я не враг». Словно человек заранее хочет подчеркнуть то, что никаких политических претензий к властям у него нет.
А вот что показала на допросе его жена: «В последнее время Николаев был в подавленном состоянии, больше молчал, мало со мной разговаривал. На настроение его влияло еще неудовлетворительное материальное положение и отсутствие возможности с его стороны помочь семье».
Или такое ее свидетельство: «Дневник стал отражать упаднические настроения Николаева, который выражал тревогу по поводу материальной необеспеченности семьи… До августа 1934 года я принимала участие в записях, в августе я находилась в отпуску в Сестрорецке…»
Обратим внимание на то, что проводила она отпуск
Еще более удивительные обстоятельства выясняются при ознакомлении с материальным состоянием семьи. Вот что показала на допросе М.Т. Николаева, мать убийцы: «В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были тоже обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь».
То же подтверждает и обвинительное заключение по делу «Ленинградского центра». Так, в частности, отмечено: «Об отсутствии у обвиняемого Николаева в этот период каких-либо материальных затруднений говорит и то обстоятельство, что Николаев занимал прилично обставленную квартиру из трех комнат».
У его жены официальное материальное положение тоже было не блестящим. Однако некоторые моменты ее биографии заслуживают внимания. Мильда Петровна Драуле – дочь латышского батрака. Она была на три года старше мужа, серьезней, спокойней его. Защищала революционный Петроград от Юденича. Имела партстаж с 1919 года.
Драуле была хорошо сложена, имела прекрасный цвет лица и роскошные рыжие волосы. Прекрасная хозяйка. Пользовалась уважением товарищей в Лужском уездном комитете партии, где работала заведующей сектором учета. Ее избрали председателем товарищеского суда. Выйдя замуж и родив сына, она долго не могла устроиться на работу. Пришлось трудиться чернорабочей на заводе «Прогресс». И это – после прежних значительных должностей!
Можно предположить, что на этом этапе жизни Драуле переменила свое отношение к существующей власти. И кто-то помог ей в трудную минуту: в 1930 году она вдруг из чернорабочей перешла в самое высокое ленинградское учреждение – обком ВКП(б)! Сначала была учетчиком в отделе статистики, а затем техническим секретарем сектора кадров легкой промышленности.
Что помогло ей так быстро получить престижную должность? Какие силы и почему способствовали этому? Или сказались знакомства ее мужа? Какие?
Правда, летом 1933-го Драуле перевели на работу в управление уполномоченного Наркомата тяжелой промышленности: сначала временно, а с ноября постоянно – инспектором управления по кадрам с окладом 275 рублей. В данном случае рекомендовать ее мог Г.И. Пылаев – уполномоченный Наркомата тяжелой промышленности по Ленинграду и области, один из друзей Кирова. Этот перевод мог быть связан с появившимися слухами о связи Драуле с Кировым.
Складывается впечатление, что Мильда была не таким уж простым и наивным человеком, как может показаться с первого взгляда. На допросах она вела себя спокойно.
Из воспоминаний работника Ленинградского управления НКВД Р.О. Попова: «В 8 или 9 утра
Допрос продолжался около двух часов. Я писал протокол сам. Она считала его (мужа) скрытным человеком, никогда не слышала от него политических разговоров. Ходил угрюмый. У него ничего не получалось с работой, она считала его неудачником».
Трудно поверить в искренность слов Драуле. Если Николаев переживал свою неустроенность, был неудачником, то почему никогда не заговаривал с ней на политические темы? Странно и неправдоподобно. Конечно, реальность нередко бывает неправдоподобной, но если иметь в виду версию заговора, то показания Николаева и его жены, а также дневник, который он вел, как оказалось, при участии жены, – все это очень похоже на отработку заранее заготовленной «легенды».
И тогда есть смысл обратить внимание на «германский» след в деле Кирова.
Мы уже упоминали о соседях-немцах, с которыми была дружна чета Николаевых. При обыске у Николаева была обнаружена записная книжка с номером телефона немецкого консульства в Ленинграде.
На допросах Николаев показал, что получал в германском консульстве значительные суммы в марках, которые тратил в магазинах с оплатой в инвалюте «Торгсин».
«Я указал в своем показании от 20 декабря 1934 года, – говорил Николаев, – что мы всегда готовы помочь консулу правильным освещением того, что делается внутри Советского Союза… Далее, я просил консула оказать нам материальную помощь, указав, что полученные от него деньги мы вернем ему, как только изменятся наши финансовые дела».
По словам Николаева, он сам после своих настоятельных просьб явился в германское консульство, телефон которого узнал из справочника «Весь Ленинград». Это действительно похоже на правду: в справочнике приведен тот самый номер телефона Германского генерального консульства, который записан у Николаева.