Последние дни

Рассказывая о последних днях и болезни Иосифа Виссарионовича, мы будем опираться главным образом на обстоятельную работу А.А. Данилова и А.В. Пыжикова «Рождение сверхдержавы» (2001):

«Материалы истории болезни Сталина показывают, – сообщают они, – что в этот критический момент был почему-то изменен традиционный (и проходивший всегда под неусыпным надзором МГБ) порядок лечения Сталина». И продолжают: «Некоторое недоумение с точки зрения практической целесообразности вызывает установление Бюро Президиума ЦК КПСС постоянного дежурства у т. Сталина членов бюро Президиума ЦК».

Много позже на вопрос Ф. Чуева о возможности отравления Сталина Молотов ответил: «Могло быть». Действительно, некоторые факты заставляют усомниться в том, что смерть вождя была вызвана «естественной причиной». Уклончивый ответ Молотова только укрепляет такие подозрения, ибо для обвинения потребовались бы четкие убедительные доказательства, которыми он мог и не располагать или не пожелав поделиться.

Данилов и Пыжиков пишут: «Болезнь, начавшаяся в ночь с 1 на 2 марта 1953 г., была диагностирована как нарушение мозгового кровообращения (инсульт). Она же указывалась и как непосредственная причина смерти в официальных документах, опубликованных после кончины Сталина. Однако в истории этой последней болезни с самого начала обращают на себя внимание неполадки вовсе не в головном мозге, а в желудке и печени…. Однако очистки кишечника решили не производить, чтобы «не беспокоить больного» (!?), а рвотную массу впервые за все годы наблюдения первого лица не отправили на специальную экспертизу (чтобы убедиться в отсутствии яда), как это было предусмотрено прежде.

В проекте официального заключения консилиума врачей 5 марта, составленного сразу после смерти Сталина, говорилось, что непосредственной причиной его смерти стало внезапно возникшее желудочное кровотечение. Именно оно «способствовало возникновению повторных приступов коллапса, которые закончились смертью». Однако именно эта фраза, равно как и упоминания о кровавой рвоте и других симптомах, связанных с желудком и печенью, были вычеркнуты из окончательного варианта документа чьей-то рукой. В том, что ни один врач, и даже министр здравоохранения, не мог взять на себя ответственность за такой шаг, сомневаться не приходится. Это могло быть лишь одно из высших лиц в государстве».

Конечно, пойти на такой шаг (совершить, по существу, подлог, преступление) можно из желания скрыть не только факт отравления, а даже намек на такую возможность. Смерть действительно могла наступить от инсульта и вдобавок от кровоизлияния в желудок. Но чтобы не было кривотолков, вторую причину было целесообразно скрыть.

Однако странно, что незадолго до смертельного приступа у Сталина неожиданно и странно скончался молодой генерал Косынкин (комендант Кремля, ответственный за безопасность Сталина: Сталин лично назначил Косынкина на эту должность). И то, что происходило 1 и 2 марта на Кунцевской даче Сталина, тоже вызывает определенные подозрения. Вот как вспоминал об этих событииях помощник коменданта дачи Петр Лозгачев (по книге В. Карпова «Генералиссимус»).

«В ночь на 1 марта дежурили Хрусталев, Лозгачев, Туков и Бутусов. Сталин приехал на дачу около полночи, за ним – Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. На стол подали фрукты и виноградный сок. Гости уехали в пятом часу. Полковник Хрусталев закрыл двери и передал слова Сталина: «Ложитесь спать все, мне ничего не надо, вы не понадобитесь». Все легли спать и встали в 10 утра. Что делал Хрусталев в это время, никто из них не знал. А с 10 часов его сменил Старостин.

Обычно Сталин вставал вскоре после этого. Настал полдень, а Сталина все не было. Охрана стала волноваться, не зная, что предпринять. В 16 часов надо было доставить Иосифу Виссарионовичу корреспонденцию. В 18 часов Лозгачев предложил Старостину как начальнику войти к Сталину, но услышал отказ. Через полчаса в комнате у Сталина зажглось электроосвещение. Охранники облегченно вздохнули. Но время шло, а Сталин не выходил и никого не вызывал.

В 22 часа 30 минут пришла почта на имя Сталина. Лозгачев направился к нему, прошел одну комнату, заглянул в другую, в ванную – никого. Наконец, в малой столовой увидел Сталина, лежащего на ковре около стола, как бы облокотившись на руку. «Я оцепенел, – писал охранник. – Покушение, отравление, инсульт?»

На полу – карманные часы, газета «Правда», на столе – бутылка минеральной воды и стакан. Сталин лежал в одной нижней солдатской рубашке. Подоспели еще трое охранников. Все они перенесли Сталина на диван и укрыли пледом.

Позвонили Игнатьеву. Он переадресовал их к Берии. Позвонили Маленкову. Он пробормотал что-то невнятное и повесил трубку. Через час он позвонил сам, но сказал только: «Берию я не нашел, ищите его сами». Еще через час позвонил Берия: «О болезни товарища Сталина никому не звоните и не говорите». И тотчас положил трубку.

Я остался один у постели больного. Обида от беспомощности перехватила горло, и душили слезы. А врачей все нет и нет. В 3 часа ночи зашуршала машина у дачи. Я полагал, что это врачи приехали, но с появлением Берии и Маленкова надежда на медицинскую помощь лопнула…

Приехавшие подошли к кушетке, где лежал Сталин, тяжело хрипя. Берия сказал: «Что, Лозгачев, наводишь панику и шум? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Нас не тревожь и товарища Сталина не беспокой».

Лозгачев попытался объяснить им, что это не сон, а тяжелая болезнь. Но они, не слушая, ушли. «Тут я понял, – писал он, – что налицо предательство Берии, Маленкова, мечтающих о скорой смерти товарища Сталина…»

В 7.30 приехал Н. Хрущев и сказал: «Скоро приедут врачи». В 9 часов 2 марта прибыли врачи…»

Все происходившее совершенно определенно свидетельствует о том, что, вне зависимости от первопричины тяжелого состояния Сталина, ему сознательно и преступно не давали оказать медицинскую помощь те, от кого это зависело: в первую очередь Маленков и Берия, Игнатьев, а также Хрущев. Данная четверка уже по одной этой причине ответственна за смерть Сталина.

Вот что вспоминал известный медик академик А.Л. Мясников, одним из первых обследовавший Сталина: «На его большой даче в Кунцево не было даже аптечки с первыми необходимыми средствами, не было, между прочим, даже нитроглицерина, и, если бы у него случился припадок грудной жабы, он мог бы умереть от спазма, который устраняется двумя каплями лекарства.