Загадочна не русская душа, как внушали миру великие русские писатели XIX века, а стимулы и действия одного-двух десятков людей, которые окопались в неприступной крепости, в самом центре русской столицы, и параноидально заинтересованы в окружающей их секретности — как в необходимом условии своего дальнейшего существования.
Кремлевская жизнь протекает в атмосфере еще большей засекреченности, чем военные маневры стран Варшавского Пакта либо испытания новых советских ракет. Вот почему Кремль так жестоко преследует тех своих подданных, которые решаются рассекретить некоторые стороны его монашеского устава и средневековых обычаев. Даже с кремлевских домочадцев берется “обет молчания", а когда кто-нибудь из них его нарушает, Кремль переживает шок, от которого не может оправиться в течение долгого времени.
Вспомним переполох в Кремле, вызванный бегством за границу дочери Сталина Светланы Аллилуевой и публикацией ею воспоминаний о жизни, за кремлевскими стенами — вплоть до снятия Председателя КГБ Владимира Семичастного. Снятия только за то, что его ведомство не предотвратило этот акт вероломного разрыва, а вместе с ним и “утечки" кремлевской информации: предательство Кремля, по кремлевским стандартам, является еще большим преступлением, чем предательство родины. И Кремль не успокоился, пока, спустя 17 лет, в течение которых сменилось несколько шефов как КГБ, так и самого Кремля, “блудная" дочь не возвратилась к своему время от времени политически “воскресшему" отцу — результат многолетней и сложной операции тайных советских агентов (тот факт, что Аллилуева недавно уже открыто выехала на Запад, не меняет сути дела).
Есть, правда, такой анекдот: самый главный кремлевский секрет в том, что на самом деле у него никаких секретов нет, и эту государственную тайну Кремль и охраняет от посторонних взоров. В таком случае, Кремль замечательно преуспел в дезинформации Запада: свидетельство тому — обостренное внимание человечества ко всему, что в Кремле происходит.
Здесь у читателя может возникнуть законный вопрос — возможно ли ввиду такой засекреченности проникнуть в кремлевские тайны? Речь идет не о возможностях, а о необходимости для Запада попытки такого проникновения — и отнюдь не из одного лишь праздного любопытства. Раскрытие кремлевских тайн жизненно необходимо западной цивилизации для выживания — куда более, чем знание природных ресурсов, экономической статистики или даже военных секретов СССР. А необходимость, осознанная как жизненно важная, умножает возможности, хотя у нас нет надежды на получение в ближайшее время магнитофонных записей заседаний Политбюро либо частных разговоров его членов. Это, однако, не значит, что мы вовсе беспомощны перед той стеной секретности, которой Кремль попытался обнести по всему гигантскому периметру управляемую им империю.
Скажем сразу о двоякой роли этой стены: с ее помощью Кремль лишает не только окружающий мир достоверного знания о Советском Союзе, но и самого себя — о том, что происходит за его пределами. Иначе говоря, затворничество кремлевских лидеров, с одной стороны, ведет к искаженному представлению Запада об их жизни, а с другой — к искажению их собственных представлений о жизни на Западе, прежде всего в США. Это — стена обоюдного невежества, хотя приоритет Кремля в ее создании неоспорим. Причем, оба невежества вполне сопоставимы, и на основании нашей книги и в процессе ее чтения самому читателю не раз придется решать вопрос, чье невежество больше — западное о Кремле или Кремля о Западе? Несомненно, однако, что это взаимное невежество опасно, ибо ведет к тактическим ошибкам, болезненным маниям и военной панике.
Примеров того и другого невежества можно привести сколько угодно.
Разве не удивительно, что и для западных журналистов и для западных служб безопасности было полным сюрпризом тщательно и задолго подготовляемое Кремлем вторжение в Афганистан в канун Рождества 1979 года? А когда оно наконец произошло, именно те, кто по долгу службы или по характеру профессии должны были знать о нем заранее, стали постфактум придумывать ему объяснения одно фантастичнее другого — желание СССР выйти к Индийскому океану и незамерзающим портам южных морей, продвижение по направлению к жизненно важным для Запада нефтяным полям Аравийского полуострова и тому подобное.
Либо другой пример: когда Андропов уже совершил весной 1982 года свой полицейский переворот и отстранил от власти больного Брежнева — даже тогда почти никто из американских "кремленологов" не мог предсказать, что всесильный регент станет после смерти Брежнева официальным советским руководителем. Оказывается, в советской истории еще не было случая, чтобы шеф тайной полиции стал главой государства: как будто в будущем должно случаться только то, что происходило в прошлом. И потом, почему в сугубо полицейском государстве 15-летний полицейский опыт является препятствием к захвату высшей кремлевской должности? Этот просчет коренился уже в незнании не только русской истории и советской реальности, но и элементарных законов логики.
Мы были тогда одними из немногих — если не единственными — кто в “Лос-Анджелес Таймс“ и в “Антиохе“ предсказал приход к власти Андропова. Говорим это не из хвастовства, ибо хвастать здесь нечем — Андропов в это время уже был де факто кремлевским лидером, а единственно, чтобы привести еще один пример превратного представления американцев о кремлевской жизни. Причем, что любопытно: если обычно каждая наша статья печатается в нескольких десятках изданий, эту взяли только два упомянутых.
Но самая замечательная история произошла после официального провозглашения Андропова пятым советским руководителем, когда человек, лично ответственный за многие варварские акции своей страны — от подавления Венгерского восстания до войны в Афганистане, был чуть ли не единодушно объявлен ведущими американскими газетами либералом, западником, полиглотом, эстетом, интеллектуалом. Схожая метаморфоза произошла в мировой печати и с Михаилом Горбачевым — только он свою долю панегириков и комплиментов получил еще до того, как стал кремлевским вождем, во время его визита в Великобританию, в конце 1984 года, и британская печать, естественно, эту пред-инаугурационную кампанию возглавила.
К слову сказать, не мешало бы сравнить, в каком тоне мировая пресса пишет о собственных лидерах и в каком — о советских: контраст разительный! Если бы западному избирателю пришлось выбирать между, скажем, Маргарет Тэтчер и Юрием Андроповым, или между Рональдом Рейганом и Михаилом Горбачевым, и он бы прислушался к мнению своих газет, то выученики кремлевской политической школы попали бы в Белый дом и на Даунинг Стрит, 10 сравнительно легко и с большим перевесом голосов.
Вот еще один пример. Чего стоит расхожее на Западе представление о Советском Союзе как о стране с коммунистической идеологией. На самом деле в любой "западной стране, включая США, скорее ветре-тишь искренних ее сторонников, чем в России, где на их поиски надо высылать Диогена с лампой в яркий солнечный день. Страной управляет разветвленный полицейско-бюрократический аппарат, опираясь на прочные, столетние традиции русской империи и пользуясь коммунистическими лозунгами по инерции, формально и лицемерно. “Я ожидаю появления книги, которая переведет сталинский марксизм на язык русской истории", — более полувека назад написал испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет в связи с послереволюционным идеологическим камуфляжем России. К сожалению, такой книги так и не появилось, а голос философов не доступен пониманию практических политиков. Поэтому борьба с левой идеологией, средоточием которой до сих пор считают СССР, все более напоминает знаменитую борьбу Дон Кихота с мельницами.
С другой стороны, эта подмена значительно облегчает Советскому Союзу борьбу с западной цивилизацией, ибо часть направленных на него ударов обрушивается на идеологию, не имеющую к нему прямого, практического отношения.
Когда мы жили в России, нас больше всего поражали западные предрассудки в представлениях о нашей родине. Здесь, в Америке, у нас изменился угол зрения: наш советский опыт остался с нами, но мы судим о покинутой стране из безопасного далека. Это можно сравнить, например, с разницей между впечатлениями о зоопарке его постоянных обитателей, запертых в клетках, и его случайных, вольных посетителей. Так вот, сменив клетку на волю, то есть гражданство одной сверхдержавы на гражданство другой, мы сейчас с неменьшим удивлением наблюдаем невежество обитателей советского зоопарка в оценке той жизни, которая идет за его пределами. Особенно ощутимо невежество привилегированных его жителей: кремлевцев. В самом деле, разве не удивительно, когда один из советских вождей спрашивает завербованного КГБ канадского профессора о массовом преследовании в США евреев, а другой, после промежуточных выборов в Сенат в 1982 году, поздравляет американского дипломата с переизбранием Рейгана на второй президентский срок, опережая события на целых два года?
Мы, наверно удивим нашего читателя, заявив здесь с полной ответственностью, что самым надежным источником информации кремлевские небожители — от Сталина до Горбачева — полагают вещающие по-русски “Голос Америки" и Би-би-си, которые они сами же глушат и запрещают слушать своим подданным.
Дело в том, что информация, которую кремлевские вожди получают от своих референтов, проходит сквозь множество фильтров, искажается заранее в угоду их ожиданиям и подгоняется под их прежние представления, какими бы устарелыми они не были. Обычно это “благожелательная" информация, лишенная углов и шипов, и кремлевские вожди сами вызывают и поощряют этот процесс избирательного и тенденциозного отбора новостей: домашних и особенно иностранных. В результате этого сложного, многоступенчатого процесса обработки информации получается “окончательный продукт", который так же отличается от реальных фактов, как тупая банка с рыбными консервами от резвящейся в море рыбки. Если, пребывая в этом замкнутом круге, член кремлевской элиты по какой-либо причине захочет узнать реальные факты в их реальном освещении, выход один — обращение к иностранным радиостанциям.
Достоверно известно, что в столовой у Сталина стоял большой полированный ящик с мигающим зеленым кошачьим глазом — привезенный ему шурином из-за границы радиоприемник “Телефункен". Даже апологетический биограф Сталина, имеющий доступ к засекреченным кремлевским материалам, признает этот факт, хотя и пишет, что Сталин “собирался распорядиться убрать “Телефункен" из столовой… но все откладывал на потом, даже подтрунивал над своей медлительностью и над тем, что и он, Сталин, с его положением, высокими категориями марксистского мышления, тоже не защищен от мелких житейских слабостей и пристрастий. И во время войны, когда советские информационные агентства давали приглаженные (самим Сталиным) сводки с полей сражений, а донесениям собственных полководцев подозрительный тиран не очень доверял, он нажимал клавишу иностранного радиоприемника, и припав к нему ухом, узнавал военные новости из русскоязычных передач зарубежного радио. Так Сталин впервые узнал о пленении своего сына Якова, который позже был казнен немцами.
К сожалению, мы не знаем, слушал ли “Голос Америки" или Би-би-си Хрущев, когда был у власти, но зато, когда она у него была отнята, на пенсии, он стал заядлым их слушателем. По словам его ближайших родственников, больше, чем международные новости и занимательные сплетни, Хрущева интересовала информация о собственной стране, от которой он был насильственно оторван.
Проживающий сейчас в Израиле русский писатель Феликс Камов-Кандель рассказывал нам еще в Москве о встрече в 1977 году группы еврейских отказников с брежневским министром внутренних дел Щело-ковым, который прямо сообщил им, что из вчерашнего выпуска “Голоса Америки" узнал о еврейской демонстрации в Москве, которая была разогнана подчиненными ему милиционерами. Так что даже о том, что происходит в его собственном министерстве, министр узнает из передачи иностранной радиостанции.