С началом войны супруги вернулись в Россию. Иван поступил на службу штаб-офицером и стал адъютантом царя. Мура, снова забеременев, родила дочь Таню в январе 1915 года. Когда Ивану давали отпуск, семья приезжала в Пендель. Пара неизбежно встречалась и завязывала теплые отношения с британскими офицерами, союзниками России в боевых действиях на близлежащей военно-морской базе в Ревеле. Так Мура познакомилась с Фрэнсисом Кроми.

В Петрограде она прошла ускоренные курсы медсестер, стала добровольной сестрой милосердия Красного Креста в военном госпитале Святого Георгия и познакомилась там с Мэриэл Бьюкенен, дочерью британского посла Ш- Возможно, через Мэриэл она получила доступ в британское посольство и устроилась в отдел пропаганды. Видимо, именно так она познакомилась с капитаном Денисом Гарстином.

Интересно, что примерно в это же время Мура открыла салон в большом петроградском доме фон Бенкендорфов [7], где начала собирать вокруг себя литераторов, блестящих и влиятельных особ. В те годы организация салона была проверенным способом для амбициозных женщин высшего класса преодолеть хотя бы некоторые гендерные барьеры. Успешный салон мог познакомить хозяйку с влиятельными и властными мужчинами, а возможно, и дать власть ей самой. Мура фон Бенкендорф, высококультурная космополитичная интеллектуалка, была прекрасной хозяйкой.

Учитывая ее недавние связи в Берлине, салон предсказуемо привлек членов эмигрантской немецкой общины Петрограда [8]. Прошел слух, что Мура Бенкендорф — немецкая шпионка. Его повторяли раненые солдаты, которые пели ей дифирамбы в госпитале Р]. Его разносила в 1921 году французская разведка, а в 1924 году — русская 10]. Наконец, Энтони Уэст, сын писателя Герберта Уэллса, говорил, что в 1930-е годы Мура рассказала об этом его отцу [11]. Возможно, это и было правдой, но в то же время один британский офицер, вспоминавший прогерманский салон «мадам Б.», утверждал, что она работала на русскую контрразведку [12. По другим данным, она подчинялась непосредственно премьер-министру Александру Керенскому, с которым у нее, опять же по слухам, был роман [13]. Никаких доказательств этому нет. Сам Керенский однажды сказал своему другу, что Мура шпионила для англичан [14]. Кому под силу доказать такое количество опровергающих друг друга слухов столетие спустя? Противоречивые сообщения свидетельствуют о том, что эта амбициозная, высокоинтеллектуальная красивая женщина, любившая быть в центре событий, имела большое влияние. Она была не только загадочной и привлекательной, но и достаточно умной, достаточно смелой, достаточно жесткой, достаточно волевой, чтобы быть шпионкой.

Она оказалась в Йенделе вместе с Мэриэл Бьюкенен, когда разразилась Февральская революция и царь был свергнут. Когда они вернулись в Петроград, самые ужасные дни уже прошли, и представителям богатой аристократии поначалу казалось, что все осталось на своих местах. Мура, как и всегда, жила в роскоши, посещала оперу и балет, обедала и ужинала с друзьями во все еще элегантных, хотя и все более дорогих ресторанах Петрограда. Ее муж оставался в армии, поскольку война продолжалась без царя и велась в новом, умеренном режиме. Затем наступил октябрь и произошел большевистский переворот. И настали другие времена. Сначала большевики подписали перемирие с Германией, а вскоре они обратили свое классово-сознательное внимание на внутреннюю политику.

Иван фон Бенкендорф покинул армию и вернулся в столицу к семье. Нетрудно представить, что этот аристократический землевладелец и армейский офицер думал о последних событиях. Однако не так легко понять, что о них думала Мура. Во время работы медсестрой она узнала от раненых солдат о хаосе, бесхозяйственности и общей неумелости правительства. Это открыло ей глаза. Кто знает, о чем ей рассказывали в салоне? Конечно, она не сочувствовала большевикам, но, вероятно, и не сильно оплакивала царя. Будучи избалованным ребенком и имея привилегии от рождения, она и сейчас вела роскошную жизнь уже не в заточении украинской деревни. Более того, она всегда имела свое мнение: есть свидетельства того, что супруги Бенкендорф ссорились из-за политики [15]. В начале декабря, незадолго до того как британское правительство отозвало посла Бьюкенена и его семью, Бенкендорфы посетили рождественский вечер в британском посольстве. Это был последний вечер там, и он был безрадостным. Ближе к концу кто-то начал играть бывший национальный гимн Российской империи, ставший отныне гимном неповиновения:

Мэриэл Бьюкенен отметила страдание на лице Ивана фон Бенкендорфа, когда он слушал эти слова. Она не стала уточнять, что выражало лицо Муры, — возможно, ничего.

Через несколько недель Иван уехал в Иендель «присмотреть за поместьем» [16]. Сын и дочь вскоре присоединились к нему, но Мура не поехала. По ее словам, она осталась в Петрограде ухаживать за слабеющей матерью. Независимо от личной ситуации, столица России привлекала ее гораздо больше, чем Иендель, особенно в то время, когда творилась история. Возможно, она хотела увидеть своими глазами, как большевики сметут все на своем пути; возможно, она просто была рада предлогу разлучиться с мужем, даже если это означало разлуку с детьми. Во всяком случае, она играла в бридж у Солдатенковых в субботу вечером 2 февраля 1918 года, ее муж и дети были далеко, а перед ней стоял Брюс Локкарт, только что прибывший в Петроград.

Так они познакомились. Два месяца, февраль и март 1918 года, они флиртовали друг с другом, а в апреле начался их роман. На фоне близости с Мурой Локкарт осознает свою политическую изоляцию в Лондоне и в будущем совершит свое политическое сальто.

В февральском Петрограде Локкарт жил в одной квартире с англичанином, которого взял в свою небольшую команду, капитаном Уильямом Хиксом, экспертом по применению газа. Хикс был знаком с Мурой еще с начала войны Г и через две недели после вечеринки у Солдатенковых пригласил ее к ним домой на ужин. Локкарт, должно быть, заметил Муру в тот раз, потому что она снова появилась на ужинах 23 февраля, 8 марта и 15 марта. 6 марта она присоединилась к нему, Гарстину, Хиксу и другим за обедом, про который Раймонд Робинс писал: «отличный обед. Пять ликеров» [18]. 12 марта она устроила званый завтрак поочередно для Кроми, Гарстина, Хикса и своего нового друга Брюса Локкарта [19]. К этому времени, очевидно, между ними установились непринужденные отношения. Локкарт так вспоминал этот вечер: «Я написал шуточное стихотворение на каждого из гостей, а Кроми произнес одну из своих остроумных речей. Мы пили за нашу хозяйку и неумеренно смеялись» [20].

Локкарт был женатым человеком, который уже однажды оступился и должен был следить за отношениями со своей беременной женой. Его миссия в России осложнила этот процесс, но он продолжал переписку по почте. «Дорогая моя девочка, — писал он Джин, — я очень благодарен тебе за все, что ты для меня сделала, и за то, как ты меня поддерживала» [21]. 28 февраля он написал ей: «Я хочу сказать тебе, как мне жаль, что я причинил тебе столько боли. Я не понимал, пока не оказался здесь без тебя, как сильно я тебя люблю. Мои мысли всегда с тобой» [22]. К этому моменту он ужинал с Мурой всего два раза и еще не сделал ничего, что могло бы поставить под сомнение его искренность.

Что касается Муры, у нее было двое детей, но не было сильного материнского инстинкта. Муж, от которого она все больше отдалялась, жил в Эстонии. Социальные условности мало значили для нее, и письма, которые она писала позже, говорят о том, что, как и Локкарт, она уже имела внебрачные связи. Между тем все в Локкарте привлекало ее: оживленность и остроумие; понимание и знание истории, литературы и искусств; либеральные взгляды и симпатии к России; центральная роль в текущих событиях; приятная внешность. Справедливо будет сказать, что она привлекала его по тем же причинам. Кажется, то, что последовало за этой встречей, было неизбежно.

16 марта, когда правительство покинуло Петроград, опасаясь немецкого вторжения и оккупации, Локкарт переехал в Москву. Он был единственным иностранцем, который ехал в одном вагоне с Троцким. У него было предостаточно дел. Самое время было порвать с Мурой, и, возможно, именно это он и сказал себе. Но не будем забывать, что годом ранее он так же пытался порвать с «мадам Вермель», но когда она позвонила ему, он немедленно к ней вернулся, и потребовалось вмешательство самого посла, чтобы прекратить эту связь. На этот раз он получил телеграмму, но рядом не было посла, который напомнил бы ему о его обязанностях. «Дорогой Локкарт, — писала Мура в Москву, — я лежу в постели с сильным приступом гриппа и чувствую себя очень несчастной и одинокой. Почему вы не пишете и не шлете телеграмм? Я так разочарована, что нет новостей. До свидания и берегите себя, Мура Бенкендорф» [23].

Локкарт и Мура продолжили свою будто бы закончившуюся связь. Каждый день они обменивались письмами и созванивались по вечерам. Вскоре она планировала приехать в гости. Решающий момент наступил в субботу 21 апреля, когда она приехала в отель «Элит» на Неглинной улице, 17, в престижном районе Москвы, где в одном номере проживали Локкарт и Хикс. Он спустился вниз, чтобы поприветствовать ее. По его воспоминаниям, «она стояла около стола, и весеннее солнце освещало ее волосы. Когда я подошел поздороваться с ней, я не мог выговорить ни слова. В жизнь мою вошло новое чувство — чувство сильнее и крепче, чем сама жизнь» [24].

Он поддался этой связи, хотя его жена Джин продемонстрировала верность ему и заботу о его карьере, предупредив, что его репутация в Уайтхолле находится под угрозой, и всего двумя неделями ранее она написала ему письмо, в котором сообщила, что у нее только что случился второй выкидыш. Получив письмо 9 апреля, он сразу же написал ответ: «Все наши надежды… какое горькое разочарование… Это ужасно… не быть с тобой сейчас» [25]. Всего за пять дней до того, как Мура появилась в отеле «Элит» с солнцем в волосах, он писал Джин: «Моя дорогая девочка… так грустно, что я не могу быть с тобой… все наладится… впереди нас ждут счастливые дни» [28].

Раймонд Робинс писал в своем дневнике: «Локкарт, способный и свободный от коварства» [27]. Эти слова больше говорят о Робинсе, чем о Локкарте: он, как мы только что наблюдали, был способен на большое коварство. Робинс, к своему стыду, так и не научился лукавить и оставался его доверчивым союзником почти до самого конца. Весь апрель и май они с Локкартом встречались ежедневно, Рэнсом по привычке к ним присоединялся. Иногда их компанию разбавляли Гарстин, Кроми или другие союзные чиновники и военные, но именно эта троица составляла ядро. Они обсуждали политику, сравнивали свои записи, пытались согласовать свои усилия и каждый по-своему влиять на политику — вернее, Робинс и Рэнсом думали, что делают это.