Сколотив состояние на золотых приисках на Аляске, а затем удачно инвестировав свой капитал, Раймонд Робинс считал, что капитализм сильнее социализма. Вера в конкуренцию, однако, не мешала ему симпатизировать отстающим, что коренилось в его христианской вере. В Америке он работал с Джейн Аддамс в ее знаменитом доме в Чикаго, с различными профсоюзами, с сенатором Робертом Лафоллеттом и другими прогрессистами, в том числе с Тедди Рузвельтом, который предложил президенту Вильсону отправить Робинса в Россию. Там он должен был сотрудничать с большевиками, которых считал членами единственной партии в стране, обладающей достаточной силой и решимостью, чтобы выбить для неимущих место под солнцем. Он мог поверить в большевиков, даже если бы президент Вильсон не послал его в Россию.

Однако Робинс хотел сделать больше, чем его правительство. Он один из немногих выступал за официальное признание коммунистического режима. В тот вечер, обедая с Локкартом, он «приводил великолепные аргументы в их пользу». Позже молодой шотландец с восхищением писал, что американец «убедил бы любого» [13]. Вероятно, Робинс за столом приводил те же аргументы, которые ранее сообщал репортеру из Chicago Daily News". «Это <большевистское> правительство — прочная структура, оно черпает свою силу с первобытной непосредственностью у самого многочисленного класса в России — у рабочих, солдат, матросов и крестьян. Оно обладает и вооруженной, и моральной силой, которые в совокупности создают правительства… Непризнание не сломит его, <скорее> оно постепенно сравняется с экономическими ресурсами центральных держав и будет склонять их к сепаратному миру» [14].

На следующий день Локкарт встречался с Артуром Рэнсомом, которого знал еще во время войны, когда служил вице-консулом в Москве. Рыжеволосый усатый богемный журналист, державший змею в коробке из-под сигар в номере петроградской гостиницы, Рэнсом отправился в Россию в 1913 году, чтобы избежать несчастливого брака в Англии, а также изучать русские народные сказки (впоследствии он стал автором знаменитой серии детских книг «Ласточки и амазонки», действие которых разворачивается в Лейк-Дистрикт). Он влюбился в эту страну и народ, которому он глубоко симпатизировал. К 1917 году он уже достаточно хорошо знал Россию, чтобы осознавать, что солдаты не будут продолжать сражение, даже если союзное и российское временные правительства этого потребуют. Он предсказывал, что грядет революция и это плохо кончится, хотя светское общество и высмеивало его. «Я надеюсь дожить до момента, когда вас повесят», — сообщил ему британский посол. «Сначала вас», — парировал дерзкий Рэнсом [15]. Затем началась Октябрьская революция, и посол Бьюкенен практически с петлей на шее вернулся в Англию.

Еще до революции Рэнсом поддерживал отношения с большевиками. Ему импонировал их идеализм, и, подобно Раймонду Робинсу, он не слишком считался с жестокими принципами ленинизма. Теперь, когда большевики пришли к власти, он увидел в них людей, которые пытаются построить новое справедливое общество, в процессе чего сталкиваются с почти непреодолимыми трудностями, борются за их преодоление и готовы в случае необходимости пожертвовать жизнью. Он до такой степени им симпатизировал, что влюбился в секретаршу Троцкого, Евгению Петровну Шелепину, девушку, которую иностранные журналисты называли «дылдой», потому что ее рост составлял 188 сантиметров [16]. В конце концов Рэнсом развелся с первой женой и женился на Шелепиной. Настоящий британский либерал, толерантный, гуманный, аполитичный (пусть и не в чрезвычайных обстоятельствах), он заслужил доверие верхушки большевистского правительства, которая предоставила ему беспрецедентный доступ к их собраниям и циркулировавшим там идеям.

Артур Рэнсом

В результате Рэнсом стал автором самых информативных газетных статей из революционной России. Американское правительство не одобряло его взглядов, но внимательно читало его тексты, потому что не могло без него обойтись. В итоге его наняли агентом разведки, но не шпионом — Рэнсом никогда не занимался шпионажем. Он честно докладывал лондонскому начальству о том, что слышал и видел в России, однако, вероятно, он не сказал им, что так же честно сообщал своим друзьям-большевикам все о своей родине. Оставшиеся члены британского посольства считали его скользким типом; возможно, так и было. Его регулярно допрашивали и вместе с тем все осознавали, что этот человек — бесценный источник информации. Теперь же, 4 февраля 1918 года, Брюс Локкарт пожал ему руку и похвалил за журналистскую работу: «Мы здесь оказались по вашей милости» [17].

Денис Гарстин в школьном возрасте

Капитан Денис Гарстин (сын Нормана Гарстина, художника ньюлинской школы, и брат писателя Кросби Гарстина), окончивший колледж Сидни-Сассекс, где он был редактором журнала Granta, присоединился к небольшой команде Локкарта в России и стал членом его ближнего круга. В 1912 году Гарстин отправился в Крым работать гувернером и находился в России, когда разразилась война. Он немедленно вернулся домой и добровольно вступил в армию, где стал капитаном 18-го гусарского полка. Он служил вместе с пулеметной эскадрильей и участвовал в самых ужасных военных кампаниях во Франции: Ипр, Типваль, Альбер и Ло, — в боях он заслужил орден «За выдающиеся заслуги» и Военный крест. Поскольку он знал русский язык и имел литературные способности, в сентябре 1916 года его отправили обратно в Россию работать в отделе пропаганды при посольстве (именно там Локкарт нашел его и переманил к себе). В России Гарстин получил еще две медали — ордена Святого Владимира и Святой Анны.

В период с 1915 по 1917 год молодой человек написал три книги — две о своем опыте на полях битвы во Франции и одну о довоенной и военной жизни в России [18]. Они не получили такой известности, как, скажем, военные мемуары Роберта Грейвса или Зигфрида Сассуна, но были вполне сравнимы с ними. Внимательность, милосердие, чуткость соседствует в них с суровым стилем, который присущ людям, пережившим войну. Он был энтузиастом и идеалистом, считал, что Февральская революция — «величайшее и самое прекрасное, что есть в истории нашего времени», а приход большевиков описал такими словами: «Царствие Божие пришло на землю… Большевики научили людей мыслить» [19] и «Я действительно верю, что Ленин — это хорошо» [20]. К несчастью, до нас дошло очень мало из написанного Гарстином (только его книги и несколько писем). Сохранился портрет его шестнадцатилетнего, ученика школы-интерната Бланделла, но я не смог отыскать ни одной достойной его «взрослой» фотографии.

В списке контактов Локкарта в России явно выделялся капитан Фрэнсис Ньютон Аллан Кроми, но поскольку именно он больше всех работал с Локкартом над его заговором, то он заслуживает более пристального внимания [21].

Капитан Кроми жил не в Петрограде, а на военно-морской базе Британии в Ревеле (ныне Таллин). Из числа других служащих британского посольства в России его выделяло не местонахождение, а то, что он, по первому впечатлению, был обычным имперским британцем и типичным солдафоном. Все, кроме него, искренне любили Россию и ее народ и верили в сотрудничество русских и англичан. Кроми в это время писал: «Русские понимают только дубину и угрозы, все остальное они принимают за слабость. Нельзя забывать, что имеешь дело не с европейцем, а с хитрым и кровожадным дикарем» [22]. Ему нравились порядок, иерархия, поэтому он презирал принцип социального нивелирования, введенный революционерами: «Местный генерал-губернатор не умеет ни читать, ни писать», — с отвращением докладывал он Адмиралтейству Гельсингфорса (Хельсинки), который контролировали большевики: «Командир раньше был кочегаром, а второй морской министр — корабельным поваром» [23].

Капитан Фрэнсис Аллан Ньютон Кроми

На момент революции Кроми принял должность военно-морского атташе своей страны в России. До этого он успешно командовал подводными лодками. К примеру, в 1915 году он провел корабль по опасному и трудному маршруту мимо вражеских судов и через минные поля из Британии в Ревель. Вскоре после этого он еще раз продемонстрировал свои боевые способности, захватив и потопив пять немецких торговых судов за один день. Этот и другие подвиги обеспечили ему пост командира, а затем и исполняющего обязанности капитана. Он получал одну медаль за другой, собрав их даже больше, чем Гарстин. Среди его наград был британский орден «За выдающиеся заслуги», французский орден Почетного легиона и русские ордена Святого Георгия, Святого Владимира и Святой Анны [24]. Вскоре он принял на себя командование всеми семью британскими подводными лодками в водах Балтии.

Кроми обладал поразительными (и неожиданными для его облика) талантами. Он был блестящим рассказчиком, хорошим певцом, одаренным живописцем, рисовал акварелью морские баталии; он хорошо играл в теннис и выучил русский язык. Он был франт и в холодное время года всегда носил щегольскую шинель с каракулевым воротником. Он был неподкупен. Все это, в сочетании с его высокой фигурой, чеканными чертами лица и рядом орденов на широкой груди, открывало перед ним в России многие двери, в том числе самые элитарные, несмотря на довольно скромное происхождение. Хоть он и был женат, у него, вполне вероятно, был роман с молодой вдовой баронессой Шиллинг, которая застилала свою постель черными шелковыми простынями. Он был также влюблен в одну петроградскую светскую львицу, княгиню Софи Гагарину, с которой регулярно встречался. Когда грянула революция, он стал помогать своим новым богатым друзьям скрывать их средства или переводить все активы в Великобританию.

Кроми обладал дипломатическими способностями, которые использовал для урегулирования споров: между своими людьми и российскими морскими чинами, между российскими морскими офицерами и их подчиненными, между большевиками и небольшевиками. Поэтому когда большинство сотрудников британского посольства вернулось домой, правительство оставило Кроми на дипломатической службе. Ему не нравилось быть британским военно-морским атташе, но он заслужил эту честь. Даже восхищавшийся большевиками Рэнсом, который знал, что Кроми презирает новую российскую власть, тем не менее считал его «одним из лучших англичан, когда-либо работавших в России, человеком, которому хватило сочувствия и воображения, чтобы понять советскую власть и работать с ней» [25].

Прежде всего Кроми был британским патриотом и знал, в чем состоит его долг перед родиной. Поскольку российский флот был в дезорганизованном состоянии, немецкие военные корабли могли угрожать любому судну, включая все подводные лодки, которые отваживались выйти из безопасного порта в Ревеле, где базировалась флотилия Кроми. Они могли грозить и самому порту — как и любому другому порту на Балтике, даже Петрограду. В конце концов они могли захватить власть над всем Финским заливом. Кроми сделал из этого выводы и спланировал самоуничтожение своего маленького флота, чтобы уберечь его от немцев. Он взорвал все семь подводных лодок прямо перед приходом немцев, — те видели, как это происходило. Затем он организовал репатриацию своих людей, но сам остался в России и, используя свои военно-морские связи, начал планировать уничтожение Балтийского флота. Сначала Троцкий и его помощники поощряли его, потому что не хотели, чтобы их суда контролировали немцы, но, когда немецкая угроза ослабла, изменили мнение.

Карта Северной Европы. Начало 1910-х

Но Кроми продолжал реализовывать свой план. К началу мая он сообщил в Лондон, что потопить «Русский дредноут» он сможет за «шестьсот тысяч рублей и семь тысяч пятьсот фунтов», а за «двести пятьдесят тысяч рублей и тысячу пятьсот фунтов» затопит эсминец и без разрешения большевиков. Кроме того, он собирался перекрыть вход в Кронштадт, потопив три британских парохода, «стоимость которых оценивалась примерно в миллион рублей и тысячу пятьсот фунтов стерлингов, подлежащих к оплате в Англии» [26]. Ему нужны были деньги на «агитационную пропаганду» и на транспортировку русских участников заговора из России. Хотя Россия и Германия больше не вели войну, но Кроми воевал с Германией и действовал уже без оглядки на подозрительных большевиков.

Итак, вот она — команда Локкарта: храбрые, смелые, амбициозные, способные, могущественные люди. Через восемь месяцев двое из них погибнут, один окажется в тюрьме, один с позором вернется на родину, а еще один сбежит в Стокгольм.