К ней вернулись непрошенные воспоминания о темной фигуре, о крови на песке, о холодном тумане, сковавшем ее тело, пока она пряталась за скалой.

— Это было просто предположение, — пожала плечами она. — Очевидно, ошибочное. Потому что сейчас ты передо мной — живой и здоровый.

— Очевидно, — медленно повторил он, уставившись на нее отсутствующим взглядом. Истина и возможные ее варианты протянулись между ними, словно липкие нити паутины. — Так куда же ты подевала портрет, Кэролин?

Не сказав ни слова в ответ, она прошла в смежную с гостиной комнату. Он пошел следом за ней и остановился перед портретом все с тем же бесстрастным выражением лица.

Картина была поистине великолепной. В семидесятых годах Эдвард Уикландер считался лучшим из портретистов, и он блестяще справился со своей задачей, перенеся на холст красивые черты хмурого Александра Макдауэлла в возрасте тринадцати лет. Он мог бы стать символом любого разочарованного юнца, вкусившего запретный плод и еще не до конца осознавшего, пришелся он ему по вкусу или нет. Подняв голову, Кэролин вглядывалась в глаза на портрете, только на этот раз она не восхищалась тем, сколько в них было презрения, насмешки, полноты жизни. Вместо этого ее поразило абсолютное сходство взгляда умных голубых глаз на портрете со взглядом мужчины, стоявшего у нее за ее спиной.

Наконец, она с трудом произнесла:

— Какое удивительное сходство!

Он сделал вид, что принял ее слова, как одобрение.

— Правда, ведь? Он попал в самое яблочко!

— А ты помнишь, как позировал?

Настоящий Александр чуть с ума всех не свел, когда ему пришлось часами сидеть без движения, пока знаменитый Уикландер творил свой очередной шедевр. И только обещание получить гоночный катамаран заставляло неугомонного сорвиголову сохранять спокойствие в течение положенных пяти минут.

— Так, так, Кэролин, вот ты и попалась! — слегка попенял он ей. — Предполагалось, что ты не будешь задавать вопросы о моем прошлом.

— А ты и рад, — проворчала она. — И что ты сделаешь? Пожалуешься на меня Салли?

Он придвинулся ближе, но Кэролин не двинулась с места.

— Нет, — сказал он. — Разве ты не помнишь, что это Джордж был у нас ябедой? Я могу поступить куда хуже. Просто не стану отвечать на твои вопросы. — Он протянул руку и взяв прядь ее волос, медленно пропустил их сквозь пальцы. Она стояла, не двигаясь. — Или поступлю еще хуже, и отвечу на них.

Их глаза встретились. Всеми способами она старалась этого избежать, понимая, что имеет на это полное право. В холодном взгляде голубых глаз таилось нечто настолько интимное, что, казалось, оно проникает сквозь все ее внутренние преграды и достигает до самой сердцевины ее сущности, куда не было доступа никому другому. Там оставалась крохотная, хрупкая и ранимая частица ее души, которая до сих пор пульсировала, болела и кровоточила. Та часть ее души, которую она всеми способами стремилась подавить и жестко контролировать.

Она смотрела на него во все глаза, не в состоянии нарушить странного волшебства этого мгновения, она почти перестала дышать и, казалось, вот-вот потеряет сознание. Она как будто перенеслась на восемнадцать лет назад, в душную летнюю ночь в этом же самом доме, когда Александр Макдауэлл смотрел на нее точно таким же взглядом, страстным и порочным, и она была готова отдать ему все, о чем бы он ни попросил.

Но только не свой золотой браслет с подвесками! И все-таки глаза были другими, хотя до боли напоминали оригинал. И страстное томление тоже было лишь глупой фантазией влюбленной девчонки, не имевшее ничего общего с беспутным и лживым сынком Салли Макдауэлл.

Она резко отпрянула от него, не заботясь о том, что могла вырвать с корнем клок своих волос, но он отпустил ее со слабой усмешкой.

— Бедная Кэролин, — прошептал он. — Больше я не буду тебя мучить. Давай пойдем и посмотрим, нет ли способа выбраться с острова, чтобы ты, наконец, избавилась от моего присутствия. — Он говорил так, будто странного, напряженного мгновения между ними не было вовсе. — На самый крайний случай, может быть, найдется какой-нибудь незапертый летний домик.