Обиженный Тарас решил отомстить. Он замазал мундир и эполеты, дорисовал взамен белую рубаху, полотенце и бритвенные принадлежности и продал картину в качестве вывески в цирюльню, куда имел обыкновение ходить бриться его обидчик.
Можно представить себе гнев генерала, узревшего себя изображенным в роли зазывалы у цирюльника. Он тут же приобрел вывеску, а затем поехал к Энгельгардту, объявив о желании купить у него дерзкого крепостного. Помещик, наверное, про себя посмеялся над покупателем, но отказывать ему не стал, тем более что генерал соглашался заплатить большую сумму, чем условленные с Брюлловым 2,5 тысячи. Торги быстро близились к завершению, и, вероятно, Шевченко ожидала незавидная участь, если бы не новое вмешательство императрицы.
Узнав о предполагаемой своей продаже, Тарас бросился к Брюллову, тот немедленно сообщил новость Жуковскому, а последний – Александре Федоровне. Из дворца Энгельгардту было передано высочайшее неудовольствие, и сделка расстроилась.
Вскоре Брюллов закончил обещанный портрет Жуковского, который разыграли в лотерею среди членов царской семьи. Вырученные за лотерейные билеты деньги были переданы Энгельгардту, и Шевченко получил наконец отпускную.
Справедливости ради следует отметить, что историю с генералом некоторые исследователи считают вымыслом, из рода анекдотов, преследующих жизнеописания выдающихся людей. Будто бы аналогичную историю, но, разумеется, с другим набором действующих лиц, рассказывали где-то в Воронеже про какую-то тамошнюю знаменитость. Следовательно, это уже и не история, не реальный случай, а фольклор.
Но, во-первых, в воронежской истории явно не могли фигурировать царь и царица. Во-вторых, то, что где-то в провинции рассказывали нечто подобное, никак не отрицает достоверность произошедшего в Петербурге. А в-третьих, и это, пожалуй, наиболее весомый аргумент, истинность случившегося подтверждали близкие к Тарасу Григорьевичу лица, имевшие возможность узнать правду от него самого.
Впрочем, все это споры о подробностях. Главное же – роль царской семьи в выкупе Тараса Шевченко – серьезными исследователями не оспаривается. Доказательств тут предостаточно. Помимо уже упоминавшихся признаний самого поэта, имеются другие документальные данные. Среди них – свидетельство Василия Жуковского, чья подпись стоит, между прочим, и на отпускной Тараса Григорьевича.
Это свидетельство особенно ценно еще и потому, что «национально сознательные» украинские шевченковеды пытались наводить тень на плетень как раз ссылками на Василия Андреевича. Будто бы деньги, вырученные благодаря лотерее, царица так и не отдала (вариант: отдала, но не полностью), из-за чего Жуковскому пришлось искать другие источники финансирования.
Однако сам русский поэт в письме к графине Юлии Барановой (статс-даме императрицы) говорит однозначно: деньги были получены полностью и в срок. Указанное письмо сохранилось и опубликовано, о чем, вероятно, присяжные шевченковеды не имеют ни малейшего представления.
Они, правда, о многом представления не имеют. И удивляться тут нечему. Сам по себе Тарас Шевченко их мало интересует. Гораздо интереснее для них возможность использования отдельных произведений и высказываний Тараса Григорьевича для русофобской пропаганды. Цель вполне понятная. Но к науке отношения не имеющая.
«Честь… принадлежит исключительно крестьянам»
Прошедшие не так давно 150-летние юбилеи – со дня начала польского мятежа, а затем и распространения этого мятежа на Правобережную Малороссию – привлекли внимание украинских «национально сознательных» деятелей. В ряде городов Западной Украины прошли памятные мероприятия, конференции, выставки, посвященные тем событиям. Благожелательно отозвались о юбилее украинские СМИ соответствующей ориентации.
Оно и понятно. Ведь оружие поляки поднимали против России. И хотя лозунга независимости Украины повстанцы не провозглашали, сама по себе антироссийская направленность выступления являлась достаточным основанием для того, чтобы нынешние украинские русофобы говорили о нем с симпатией. Заявлялось, что польские и украинские патриоты сражались против общего врага, «за нашу и вашу свободу» и т. п. В одной из передач, вышедших в эфир на Первом канале Национального радио Украины, тот мятеж был даже назван «польско-украинским восстанием».
Не осталась в стороне и современная официальная Польша. Специальная делегация посетила Львов для совместного празднования памятной даты. Польские дипломаты принимали участие в торжественных мероприятиях на Западной Украине. А в конце мая своеобразный «десант» польских историков высадился уже в Киеве, чтобы в здании университета прочесть лекцию на ту же тему.
Явно или завуалированно, но все сводилось к одному: да здравствует польско-украинская дружба против России – тогда и сейчас. Ситуация «сейчас» на Украине не простая. Ей можно посвятить не одну публикацию. Но было ли то – 1863 года – восстание действительно польско-украинским? На чьей стороне в то время находились симпатии малорусов (украинцев)? В этом следует разобраться.
Надо признать, что руководители мятежников в самом деле рассчитывали на поддержку малорусского населения. Помимо прочего на это указывали сообщения, появлявшиеся в западноевропейской прессе. Источником информации для журналистов служили представители польской эмиграции, которые часто выдавали желаемое за действительное. В результате – страницы органов печати наполнялись тем, что принято называть развесистой клюквой.
Австрийские, английские, германские, французские газеты наперебой рассказывали о массовой поддержке восставших народом Малороссии. Будто бы в крае, где еще помнили о казацкой славе, жители формируют конные отряды для борьбы с царским режимом. Будто 20 тысяч малороссийских казаков выразили готовность встать вместе с поляками «за общее дело». Будто восставшие одерживают победу за победой и час окончательного освобождения от «русской тирании» уже близок.
Позднее, когда мятеж был подавлен, и, как стало известно, подавлен при непосредственном участии народа, западноевропейские газетчики резко переменили тон. Теперь они заявляли, что русское правительство в очередной раз обмануло своих подданных. Дескать, переодетые жандармы и полиция подстрекали отсталых крестьян против повстанцев. В том же духе действовали православные священники. Таким вот образом восстание и удалось подавить.
Разумеется, все эти сообщения являлись бесконечно далекими от истины. Никакой поддержки польского мятежа малорусскими крестьянами не было и в помине. И дело тут не в чьем-либо подстрекательстве. Малорусов не надо было подстрекать. В польском восстании против русской власти они совершенно справедливо усмотрели угрозу собственным интересам. Прежде всего потому, что сознавали себя русскими, одним народом с великорусами. Исходя из этого крестьяне выступили против мятежников. Выступили самостоятельно, не дожидаясь призывов и приказов от власти. Часто регулярные воинские подразделения, направленные для подавления мятежа, прибыв в какую-нибудь волость, лишь принимали от населения связанных бунтовщиков и тела убитых повстанцев.
«Подавление мятежа в короткое время объясняется не одними быстрыми военными распоряжениями и удачными действиями наших войск, но и нравственною силою народа, тем отпором, который дали возмущенные поселяне», – подчеркивалось в специальной записке, составленной в том же 1863 году группой профессоров Киевского университета, поставивших своей целью изучить недавние события. Записка была составлена на основе лично собранных данных, а также сведений, взятых из не предназначенных для печати официальных документов.