Пока не отхлынула волна тревоги, не отступил назад страх, уступая место странному спокойствию и благодарности за эти минуты безмолвной поддержки.

Попыталась высвободиться из его объятий, но он не отпустил, не позволил отстраниться, а через секунду глухо произнёс:

— Ты больше не будешь ездить одна. Никуда.

Всё же суметь мягко вывернуться из кольца его рук.

— Ну это уже бред, Дарк.

Не сдержала улыбки, глядя в его нахмуренное лицо, видя словно заострившиеся очертания скул и носа, ярко блестящие глаза, сверкающие угрюмой решимостью.

— Нет, маленькая, — под кожей, прямо по нервным окончаниям легион мурашек, врассыпную, заставляя вздрагивать от этого бархатного голоса. Слегка хриплого, серьезного и в то же время мягкого, нежно ласкающего изнутри. Он наклоняется к моему лбу и хмурится так, будто ему жизненно необходимо коснуться, — ты будешь жить со мной.

И кровь к щекам прилила от тех картинок, что в голове взорвались в ответ на эти слова…и на его расплывшуюся ухмылку, которой дал понять, что видит если не такие же, то очень похожие. Видит и бесстыже улыбается, изогнув чёрную бровь.

— Ты ошибаешься, Натан, — шаг назад под его ставшим моментально недовольным взглядом, — я не собираюсь менять свою жизнь из-за каких-то нелепых угроз больного подонка. Нет, — выставив между нами ладонь, потому что он знает…я не раз пожалею о том, что позволила ему узнать, как на меня действует близость его тела, — и это не обсуждается. Прямо сейчас я поеду к Кевину, максимум, что ты можешь сделать, — это быть со мной во время расследования.

— Чтобы мисс следователь держала меня строго перед своими глазами и в то же время на расстоянии вытянутой руки? — бросил раздражённо…и он прав. Он чертовски прав, потому что стоит вот так отойти, стоит позволить вмешаться голосу разума, как возвращается оно, недоверие. К нему. Сомнение в нём. И во всём, что связано с этим мужчиной с аурой самой тёмной ночи. Потому что с ним, в его руках я становлюсь другой. Я становлюсь женщиной, которой не была никогда и ни с кем, и я не знаю её…и боюсь. Невероятно боюсь того, как он влияет на неё, того, какой она бывает с ним.

— Или же ты, — облизнула пересохшие губы, как же тяжело вот так отходить от него, надвигающегося огромной глыбой на меня, всё дальше и дальше к самой стене. Тяжело заставлять себя делать эти шаги назад. Один за другим. Когда до одури хочется наоборот. К нему. Туда, где несколько минут назад было так хорошо, как никогда и нигде без него, — ты сам сделал то же самое, имея возможность следить за ходом расследования. Напрашивается вопрос: почему? Ради кого?

И зажмуриться, вздрогнув, когда тяжёлый кулак пронёсся мимо моей головы в бревенчатую стену за спиной.

— Ради тебя, — прошипел, склонившись к моему лицу, — ради тебя идиотка, маленькая. Ты лезешь туда, откуда бежать должна сломя голову, а ты обеими ногами в этом дерьме топчешься.

— Это моя работа.

Горящий полуночной мглой взор завораживает и одновременно пугает. Так близко, что мне кажется, я вижу маленькие огоньки, вспыхнувшие по ободку зрачка.

— Значит, ты её будешь выполнять на МОИХ условиях либо же не выполнишь вообще.

— Слишком много на себя берёшь, Дарк. Кто ты такой, чтобы приказывать мне?

Закипая от злости за эту явную дерзость, на которую не имеет никакого права.

— Помнишь, что я сказал о выборе, маленькая? Так вот его у тебя по-прежнему нет.

И резко отшатнулся назад, а я поняла, что всё это время стояла, затаив дыхание, не в силах оторваться от его проникающего тяжелого взгляда.