Служба-то необременительной была, пока англичане не пришли. Да и тогда никто ничего не думал, токмо Васе сие не понравилось, да Евгений наш, начальник колонии, сказал, что нужно им помочь. Помогли на свою голову…

Она замолчала, и я впервые увидел, как блестят её глаза. Но она справилась с собой и продолжила:

– Через несколько дней, когда их корабли починили, они попросились в гавань выйти, мол, проверим, всё ли в порядке. Один отошёл чуть подальше от берега, а другой, проходя между нашими кораблями, неожиданно открыл пушечные порты и начал стрелять.

Я тогда как раз из крепости вышла – оба нужника в форте были заняты, а у меня тайное место для подобных дел имелось. Когда я выстрелы услышала, я вскочила и сквозь деревья увидела, как оба наших красавца тонут. А потом ушам больно стало – попало в пороховой склад в форте, страшно все разметало. Говорил же Ваня начальству, что нужно было погреб строить, а они – мол, ничего страшного не случится, если порох пока в сарае полежит. Вот и полежал.

Я побежала обратно в форт, и первое, что я вижу – Васина голова. Взрывом оторвало. Ну и другие все мертвы были, только один тяжелораненый, тоже Вася, только Беляев. Я его оттащила в сторону и перевязала, как могла, да умер он почти сразу. А потом англичане пришли, я и спряталась в пещере – они меня не нашли. Трупы они все оттуда убрали, что с ними сделали, не знаю. Зато оставили ружья, точнее, то, что от них осталось; они их связали в две связки и оставили в стороне. А еще выжили три пушки – александровские, хорошие. Кроме того, я нашла две сумки – их взрывом отбросило. В одной были вяленая рыба и фляга с водой, а во второй – патроны к "мосинке", бинокль и три гранаты. У меня и своя сумка была, но в ней только патроны были и вода…

Пока было светло, я связала небольшой плотик и отнесла его к воде, а затем туда же перенесла то оружие, которое можно было восстановить. А под связкой оставшихся стволов я гранату положила, так, что англичане поднимут ружья, и взрыв!

На закате я спустилась, разделась догола, положила всё на плотик, вернулась, чтобы столкнуть пушки со склона, затем спустилась и переплыла через гавань, держась за плот. На Главном острове была наша радиоточка, и при ней всегда дежурило четверо. К ним я и хотела примкнуть. Но на Новониколаевском острове я наткнулась на две парочки – у нас любили отдыхать на тамошнем пляже, и они утром туда ушли, да так там и остались. Девочки именно оттуда, мужья-то их голову сложили…

Затаились мы в роще, а то, что аглицкие вороги делали, в бинокль смотрели. И как за женщинами они бегали, хватали их и измывались над ними, и как их вместе с мужиками вешали, и как младенчиков за ноги хватали и с размаха головой о каменную стену управления били. Всё видели. Вот только одно обрадовало – несколько их в форт поднялось, а потом взорвалось там нечто – не иначе как моя граната. Но, как только вновь чуть стемнело, мы побросали всё в лодку, на которой мои спутники на пляж пошли, и на Главный остров, к радиоточке. Там и Прол Николаев был со своими ребятами – он на себя командование принял.

Пробовали мы хоть кого-нибудь по радио вызвать, да не получилось. Нешто мы не розумели, до наших далече было. Радиостанцию мы тогда спрятали, а от батареи и солнечного устройства потом нашу маленькую рацию питали, и каждый день два сеанса делали. Вот только приходили вороги раза три на наш остров. А мы их встречали, яко дорогих гостей – поубивали, наверное, с дюжину. Но порох начал кончаться, зато и супостаты ходить к нам перестали. Но четверых мы потеряли – двух мужей и двух из охраны, а последним погиб командир. Хороший он был, Прол Иванович. Тогда я стала командовать – другие строителями были, одна токмо я военной. А теперь вас дождались.

– Что же вы ели?

– Удочки у нас были, да сначала у одной леска порвалась, а две недели назад у второй, а запасной не было. Потом рыбу руками ловить пытались, плохо получалось, всё детям отдавали. Когда яйца птичьи находили, их ели. А ещё кузнечиков здешних, большие они такие – сначала тошно было, потом привыкли, вот только мяса в них маловато. Один раз дикую свинью подстрелили – там их немало – но пороха маловато осталось, берегли на крайний случай.

А теперь устала я. Так что слушай – все супостаты в Новоалексеевке и в фортах. Фортов у них три – один над селом, только не там, где наш был, а триста метров на восток, один на Курском острове – он на входе в гавань – и на Новониколаевском острове. Сколько людей – не знаю, но солдат не так много, иначе они бы давно нас выкурили. Карта у вас есть? И карандаш?

Я передал ей и то и другое. Она, бегло взглянув, сделала крестики:

– Здесь их форт, здесь и здесь. Здесь Новоалексеевка – или как её теперь называют. Рядом с ней верфь – ещё мы построили. Здесь рыжие какие-то содержатся – наверное, рабы. Некоторые, наверное, бежали, на Главном острове чуть севернее мы видели четверых, но решили не подходить близко – мало ли что.

– А корабли?

– Неделю назад в гавани было два военных и один гражданский – вряд ли это изменилось, зиму они, как правило, здесь пережидают. Да ещё на верфях три – два строятся, одного купца всё ещё чинят после шторма прошлой осенью. Снаружи они не патрулируют, лагуну тоже с тех пор, как там корабль на риф налетел. Он и до сих пор там, недалеко от западного входа в Новоалексеевскую гавань.

А теперь прости, княже, умаялась я.

Она закрыла глаза и засопела, а мы вышли из её "палаты". Саша бросил на девушку ещё один мечтательный взгляд, затем повернулся и пошёл вместе с нами. Когда мы вышли, он осторожно спросил:

– Лёха, она тебе нравится?

– И даже очень. Классная девушка.