Я подозвал Сашу и шестерых "идальго" – Рината мы заранее решили оставить на борту на случай, если с нами что-то случится. Представив их дону Мануэлю, я сказал:
– Ведите нас, дон Мануэль. Вы, кстати, не родственник дона Гаспара?
– Двоюродный племянник, ваше сиятельство.
Дом дона Хуана находился на Пласа де Армас – величественной главной площади Лимы. Я читал, что город начался именно с неё. В 1523 году, король Испании Карл I издал указ, согласно которому все новые города в Новом Свете должны строиться вокруг квадратной центральной площади, причем улицы города должны быть параллельны её сторонам. А когда решили основать Лиму, площадь эту решили разбить именно здесь, на месте индейского святилища. Размеры её впечатляли – она представляла собой квадрат со стороной примерно в сто пятьдесят метров. Всю северо-восточную сторону занимал двухэтажный дворец вице-короля. Построенный еще сразу после завоевания Перу, он был намного скромнее, чем дворец в Мехико – двухэтажный, построенный из глиняных необожжённых кирпичей и побеленный снаружи, он не производил большого впечатления. Намного интереснее, хоть и поменьше, был дворец архиепископа на юго-восточной стороне, с изящно украшенным фасадом и шестью вычурными балконами разной формы. Рядом с ним возвышался недостроенный собор.
– Красивый у вас фонтан, дон Мануэль, – сказал я, обратив внимание на бронзовую скульптуру в центре площади, вокруг которой били вверх струи воды.
– Ранее здесь стояла виселица. Но вице-король Диего де Суньига, дядя дона Гаспара, около тридцати лет назад решил, что не дело для города, когда подобное сооружение у всех на виду.
– Он её снёс?
– Перенёс на северо-восток, на небольшую площадь у реки Римак. А здесь, на площади, раз в неделю рынок, а, кроме того, бывают и бой быков, и аутодафе инквизиции. Но вот мы и приехали – смотрите!
На северо-западной стороне, в двух шагах от дворца, находился двухэтажный особняк – чуть пониже, чем вице-королевский дворец, зато намного более красиво отделанный. Перед ним полукругом стояли с десяток слуг, которые, как только карета остановилась, открыли её дверь и помогли мне и другим гостям из неё выйти. А за ними был мой старинный друг, дон Хуан.
7. Звезда Лимы
Мы с Диего обнялись, я представил ему Сашу и своих "идальго", и мы пошли в дом, через резной барочный портал с изображениями святых; единственным перуанским мотивом была восьмиконечная "звезда инков", которую так любила рисовать Эсмеральда.
Вообще архитектура города достаточно сильно отличалась от новоиспанской. Там в моде были прямоугольные окна, зубцы вокруг крыши, стены, выкрашенные в яркие цвета либо в тёплые оттенки коричневого. Здесь же преобладали вычурные фасады, округлые верхи окон, резьба…
А внутри разница оказалась ещё более явной – в Мехико и Санта-Лусии коридоры были отштукатурены и покрашены в оранжевый, жёлтый либо синий цвет. Здесь же всё было из тёмного камня, на полу лежали пёстрые ковры из шерсти ламы, а вдоль стен стояла резная мебель.
На левой стороне коридора выделялись индейские мотивы – звёзды инков, стилизованные изображения солнца, птиц, драконов, людей… Справа же висели портреты строгих предков в тёмных костюмах, в двух из которых, как мне показалось, я узнал кисть Эль Греко. На мой вопрос дон Диего недоуменно спросил:
– Неужто вам известен этот толедский живописец? У нас он ценится мало, я привёз эти картины, потому что на них изображены мои отец и мать.
– Зря вы так, дон Диего! Его имя останется в веках. Просто его стиль не похож на других.[24]
– Знаете, дон Алесео, если б мне сказал об этом кто-нибудь другой, я б подумал, что он не разбирается в искусстве… но тебе я верю! Хотя лично мне больше всего нравится "Святой Иероним", написанный некогда одним художником, прибывшим из Фламандии.
Я всмотрелся в картину, и мне сразу вспомнился визит в Прадо, когда мы с бывшей съездили разок в Мадрид. Очень мне эта работа напоминала "Сад земных наслаждений" и другие произведения одного из моих любимых художников.
– Неужто Иероним Босх?
– Дон Алесео, вы и правда хорошо знаете живопись, – удивился Диего. – Только у нас его зовут Эль Боско. И вот эта работа тоже его кисти, только сохранилась не очень, – и он показал мне небольшую обшарпанную деревянную панель с изображением Адама и Евы под деревом жизни, висевшую у самого входа в столовую. Да, подумал я, какие здесь у него сокровища…