— Готово, — хмыкнула гордо.

— Ишь ты! — удивился Тинар, а потом вдруг змеюку прямо в огонь швырнул, едва не притушил.

— Пущай готовится. — Хмыкнул вредный наемник и уселся под деревом.

— Мирка, вставай!

— Что? — я подняла тяжелую, будто свинцом налитую голову, посмотрела на наемника.

— Твой черед, а я спать лягу.

Я нехотя поднялась с теплой лежанки, а воин быстренько улегся на мое место. Пройдя к горящему костру, подкинула хвороста, чтобы не затух. Кто знает, какие тут звери ночью промышляют. Будто в ответ на мои мысли вдали раздался волчий вой. Я вгляделась в костер, увидела змеиный кончик на земле и брезгливо отодвинула его ногой. Мясо древеса я все-таки попробовала, не показывать же себя трусихой. Тем более Тинар все время на меня с усмешкой косился, ждал, что плеваться начну. В ночной тишине раздался громкий храп. Я перевела взгляд на небо, полная яркая луна светила кругом, серебрила листочки на деревьях. В ночном лесу раздавалось уханье совы, кто-то пискнул неподалеку. Я потянулась и положила на колени лук. Засмотрелась на луну, представляя себе прелестное лицо лунной девы, которая глядит сверху на весь мир и улыбается влюбленным. Память услужливо подбросила воспоминания о наших поцелуях с Ликом, нарисовала в воображении образ красивого парня, а я с досады сжала в руках колючую веточку и ойкнула негромко. Воин пошевелился и я перевела взгляд на спящего наемника. Черты лица его в лунном свете казались менее суровыми, руки расслабленно лежали поверх плаща, которым он накрылся заместо одеяла. Лунные блики играли на крепких мышцах, словно ласково скользили по бледной коже. Пока рассматривала Тинара, заметила, как сжались в кулаки его руки. Он внезапно заворочался во сне, задышал тревожно, пальцы странно скрючились, ногти будто удлинились. Я потерла кулаками глаза, ущипнула себя посильнее — неужто уснула, сон привиделся, но я не спала. Воин застонал во сне сильнее, рука скользнула на грудь, удлинившиеся когти полоснули по коже, выглядывавшей из ворота рубахи, тут же пропитавшейся кровью. Я в ужасе вскочила на ноги, руки будто к луку приросли. Тинар открыл глаза, повел вокруг шальным взглядом, а потом перевернулся на живот, встал на четвереньки и глухо застонал, и стон этот превратился в рык, а волосы на его теле стали удлиняться, он весь выгнулся, будто дикий лесной кот, и кровь застыла в жилах от нового протяжного воя. Одежда расходилась по швам, обнажая удлиняющееся тело с клочками темной шерсти, лицо вытянулось, превратившись в зловещую морду — не волка, не медведя, но не виданного доселе зверя — страшный оскал обнажил ряд острых зубов. Пальцы теперь совершенно не напоминали человеческие, сквозь тонкую кожу, где не были шерсти, светились голубоватые вены, глаза сияли зеленым в темноте.

Я отступила назад, уперлась спиной в дерево и недолго думая, ухватилась за нижнюю ветку, подтянулась и едва успела схватиться ладонями за ствол, как сверкающий злющими глазами во тьме волкодлак, издал новый протяжный вой, встал на задние лапы, повел носом и повернулся в мою сторону.

Я со страху принялась лезть по стволу, точно белка, и кое-как успела забраться на ветку повыше, когда злющая тварь подбежала к самому дереву и протяжно завыла внизу:

— Фу! Дурной пес! — прохрипела я. — Тинарушка, ты меня слышишь?

Страшный волкодлак лишь скрипнул по стволу когтями, а я испугалась, что он сможет вскарабкаться наверх за мной, и чуть не шлепнулась с ветки вниз. Страшно то как, мамочка! Я стала подвывать не хуже самого перевертыша, а тварь меж тем крутилась внизу, все принюхиваясь и издавая короткий рык. Потом он снова впился когтями в ствол, сверкая на меня злющими глазами. Отломив небольшую веточку, запустила подальше и крикнула:

— Бери, Тинар, бери!

Оскорбленная нечисть завыла еще громче и снова зацарапала по стволу когтями.

— Да что тебе нужно-то от меня? — шмыгнула я носом. — Не вкусна я, — а слезы уж закапали из глаз и кажется попали на морду оголодавшего зверя, потому как он фыркнул и потряс головой, а потом нагнул морду вниз и потер лапами. Отряхнувшись, точно обычная дворовая псина, волкодлак отбежал немного от дерева, сверкнул на меня страшными глазами, а потом тихонько потрусил в лес. Я сидела ни жива ни мертва от страха, боялась даже шевелиться. А ну как заманивает? Сделал вид, что убег, а сам притаился неподалеку и едва я спущусь, кинется на меня да вцепится в горло, порвет нежную кожу и кровушки девичьей напьется. У меня кроме лука и оружия никакого нет. Батюшки! Лук-то выронила, пока наверх карабкалась! Лежит вон внизу, роднехонький, только колчан со стрелами на спине болтается, но толку от стрелы, когда ее с тетивы не спустишь? В глаз что ли зверю воткнуть, когда он на меня кинется?

— Да что тебе нужно-то от меня? — шмыгнула я носом. — Не вкусна я, — а слезы уж закапали из глаз и кажется попали на морду оголодавшего зверя, потому как он фыркнул и потряс головой, а потом нагнул морду вниз и потер лапами. Отряхнувшись, точно обычная дворовая псина, волкодлак отбежал немного от дерева, сверкнул на меня страшными глазами, а потом тихонько потрусил в лес. Я сидела ни жива ни мертва от страха, боялась даже шевелиться. А ну как заманивает? Сделал вид, что убег, а сам притаился неподалеку и едва я спущусь, кинется на меня да вцепится в горло, порвет нежную кожу и кровушки девичьей напьется. У меня кроме лука и оружия никакого нет. Батюшки! Лук-то выронила, пока наверх карабкалась! Лежит вон внизу, роднехонький, только колчан со стрелами на спине болтается, но толку от стрелы, когда ее с тетивы не спустишь? В глаз что ли зверю воткнуть, когда он на меня кинется?

Вот уж посидела так посидела я на дереве, до самого утра высидела и глаз не сомкнула. А как их сомкнешь, коли за кустами хрустит и воет? Поймал зверюга кого-то, да сожрал, пока я на ветвях со страху дрожала. А как солнышка луч из-за горизонта прорезался, так сразу стихло все кругом.

Утро наступило в лесу, сперва неподвижное, безмолвное, а потом уж расщебетались птицы, зашуршала листва на ветру. Руки, которыми в кору древесную вцепилась, совсем занемели, но я тому только порадовалась. Могла ведь и с ветки свалиться, когда из кустов выполз на поляну голый, в крови измазанный Тинар. Подполз к дереву, вытянулся и замер. Вот уж когда я седину раннюю едва не познала со страха. Волкодлаки то обратно не обращаются, их души навсегда потеряны, нету в них ничего разумного и живого, а этот человеком пришел.

Сидела на ветке своей будто птица, во все глаза на голого мужика смотрела да думала, покинул меня уже разум аль пригрезилось все. Воин пошевелился, привстал на локтях, повел головой в стороны, встряхнулся точно собака, а после на четвереньки поднялся. Захрипел так, что у меня сердце из пяток в кончики ног перекочевало, а потом за дерево схватился, поднялся с трудом.

— Мирка! — позвал, — Мира, Мираня, где ты?

А я молчу.