Я села на лавку, а в сердце надежда затеплилась. Что я кричу, право слово? А вдруг дядька им ответил, что товар у нас непродажный, не поспел еще.
— В другой раз велел им приходить, — ответствовал дядя, а я даже на лавке покачнулась.
— Да неужто еще сомневаешься? Я не пойду за Лика! Ни в жисть не пойду!
— Ты, девка, сперва мозгами пораскинь, а потом уж решай. Лик парень справный, мастеровой, будет мужик в доме…
— Израдник…
— А ну прекрати поперек моего свое слово вставлять, а то отдам и совета не спрошу!
Я язык прикусила и к окну отвернулась. Не буду я на него смотреть.
— Отец его говорил, что Лик второй день на лавке лежит. Плетьми его за милую душу отходил. Дочка друга его у батюшки в ногах валялась, молила за парня замуж отдать, а тот рогом уперся, говорил, что кроме тебя ни на ком не женится. Так девица про свидание их тайное все отцу рассказала. Вот Милодар и отходил сына, что есть мочи. А вчера друг его уехал, дочь увез, сказал, что ноги его в доме Милодара больше не будет, врагами расстались, а все оттого, что плеть Лику ум на место не вправила.
— Он мозги еще раньше растерял, когда с той девицей на сеновале кувыркался, а потом передо мной извинялся. А чего отец ее так разозлился, непраздна девица что ль?
— Тьфу на тебя, девка дурная, да кабы она ребенка под сердцем носила, разговор бы иной был. Лик ведь заявил, что она ему не девицей досталась, не первый он у нее стало быть, вот батюшка ее и вспылил.
— Ты, дядя, из пустого в порожнее не лей. Мне уж дела нет до того, кто там у Лика девица, а кто нет.
— Парень оступился, с кем не бывает? А вот что ради тебя, дурехи, и порку и позор снести готов и даже гнев отцовий на себя навлечь — это о многом говорит.
— Сейчас оступился, а как женой стану, сколько раз оступаться начнет? Что ты за него вступаешься?
— Потому как вижу наперед, чем твое сумасбродство закончится! Останешься девой старой сидеть, ни детей ни мужа!
— А оно мне надо, сидеть с детьми да при таком муже?
— Ну, Мирка! Я ей слово, она мне два! Ты когда научишься старших уважать? Никто тебе не указ? Я тебе время помыслить даю, а ты препираешься? Я о твоем благе думаю…
— Да кабы о моем благе думал, за Лика не сватал бы! Что тебе вообще обо мне печься? Я у тебя дите не законное, не рожденное, со стороны прижитое. Что ты сам за всю жисть сделал? Хвалиться то есть чем? Все то у брата позабирал: и жену, и избу, только сына и нажил. Зато теперь мою судьбу вершишь? Не бывать этому!
Крикнула и замолчала, потому как дядька побагровел, а матушка побелела будто снег, ладони ко рту прижала, а едва дядька ко мне рванулся, кинулась наперерез, за плечи схватила.
— Агнатушка, не прибей!
После ее слов меня словно ветром из избы выдуло. Ой, кажется лишку хватила. Что же я ему сейчас наговорила то? Святые небеса, за что вы меня таким нравом дурным наделили? Завсегда ведь, что думаю, то и говорю. Что теперь будет-то?