— А ты ведь тоже воин?

— Я наемник. Хожу по дорогам, подряжаюсь служить тому, кто большую плату предложит.

— Так если один столько предложит, а недруг его больше посулит, ты кому служить пойдешь?

Тинар хмыкнул:

— Догадайся.

— И тебе все равно, отчего они недругами стали?

— Я же не судья разбираться.

— А если скажет человека убить, тоже пойдешь?

— Ну может пойду.

Я так на месте и замерла:

— Вот так за деньги убьешь?

— Слушай, мне заказ дают, я принимаю, но чести воинской за золото не продаю, по ситуации судить надо.

Сказал так и отвернулся, а у меня мурашки вдоль позвоночника побежали. Вдруг он, не задумываясь, на месте убить может, ежели ему что не по нраву придется?

Стала с тех пор я Тинара сторониться, ну а он, как нарочно, вечно везде мне попадался. Трогать не трогал, но глазом хитро косил и все хмыкал себе под нос. Один раз увидела, как он Басютку на руки подхватил, и не совладала с собой, подбежала, забрала братца. Матушка мне потом выговорила в сердцах, что я к гостю больно неприветлива, а мне и боязно было ей рассказать, кто он такой. Прогнать такого не прогонишь, а против себя озлобить — последнее дело.

Прожил у нас воин недели две, уже лед на реке потаял, и заметила я, что больно он стал задумчив. Один раз зашла в избу, а Тинар рядом с дядькой сидит, а перед ними бересты лист расстелен.

— Ты мне, Агнат, нарисуй, как туда пройти.

— Да я дорогу еще с молодчества помню. Была тогда мысль в форт податься, так что путь тебе нарисую точнехонько.

Я прошла к печи и принялась выгребать золу. Мужчины замолчали на время, слышен был только скрип пишущей палочки.

— Что-то непонятно мне, где что. Подписать бы.

— Да коли бы я писать умел… Вон Мирку попроси, она одна у нас грамоту разумеет и писать может.