– Я и не говорю, – Мак-Феникс с интересом следил за моей серией через розовый; мне удалось закатать три красных, прежде чем я не дорезал четвертый. – Просто теперь наши «сборища» называются клубом.

– Ты про «Тристан»? – буркнул я, не скрывая досады: не пошедший в лузу шар потревожил центральную группу, а биток встал под черный. – Хотел бы я посмотреть на твой клуб.

– В самом деле? – Лорд улыбнулся, отрывая взгляд от роскошной позиции, и подмигнул мне: – Попробую устроить. А теперь держись, приятель, буду громить тебя на всех фронтах.

Дальнейшую часть игры я просидел в кресле, наслаждаясь точной работой Курта. Он срезался в самом финале, на коричневом, зависшем над лузой, и я счел это жестом вежливости хозяина: разница в счете была слишком велика, чтобы принимать во внимание оставшиеся на столе очки. Я загнал цветные один за другим, в нужном порядке, из упорства отказываясь сдаться, и лишь доведя игру до логической точки, пожал победителю руку.

Мы сыграли еще три фрейма, в одном из которых мне удалось обойти Мак-Феникса, попросту не выпустить из рук удачи почти до финала, хотя он подзуживал и комментировал каждый удар.

Пятая партия была прервана приходом экономки.

Признаться, мне впервые пришлось встретиться с образчиком вышколенной лондонской прислуги. Миссис Фариш, вошедшая с черного хода, не выказала и тени удивления при виде двух полуголых мужчин, сгибавшихся над столом в неприличных позах; я допускал, что леди попросту привыкла к подобным забавам, но не смог побороть впечатление, что с ее лица стерли лишние эмоции. Некстати вспомнилось, что я ночевал в одной спальне с Куртом и постель осталась несобранной, что унитаз хранит следы моих ночных излияний; я почувствовал, что краснею… Впрочем, экономке до моего смущения не было никакого дела. Чопорно извинившись перед лордом, она объяснила свое опоздание:

– Горничная из дома Грегсонов сообщила, что милорд ночевал в компании… друга, – у нее был дивный гэльский акцент, тот самый, что иногда прорывался у Курта, – помня наставления милорда, я задержалась, чтобы не тревожить… сон его гостя. Если милорду угодно, я приготовлю завтрак и…

– Благодарю вас, миссис Фариш, – галантно улыбнулся Мак-Феникс, пожимая экономке руку, – что бы я делал без вашей опеки! Имею честь представить вам доктора Джеймса Патерсона, взявшего на себя заботу о моем здоровье. К сожалению, мы с доком не дождались, перекусили, но клянусь, мы постараемся проголодаться и отобедаем с величайшим удовольствием.

Экономка тотчас оттаяла, расцвела румянцем и, не удержавшись, кинула на лорда взгляд, полный безграничного, материнского обожания.

Слайт был прав, говоря, что женщины сходят с ума при виде Курта, в этом я мог убедиться лично. Похоже, экономка собиралась уточнить меню, но настойчивый звонок в дверь перебил ее на полуслове.

– Вы позволите, милорд? – миссис Фариш получила утвердительный кивок и поспешила к парадному входу. Через пять минут она вернулась с двумя солидными пакетами и объявила:

– Костюм доктора Патерсона, милорд, доставлен курьером. Чаевые вошли в оплату заказа.

Унылым взглядом я осмотрел пакеты и вздохнул. За полный костюм с Бонд-стрит мне не расплатиться и за три месяца, черт бы побрал этих снобов из Мейфер!

Не поймите меня неправильно; я очень люблю хорошую одежду, если появляются лишние деньги, я отправляюсь в Селфриджиз, придирчиво выбирая действительно стоящие вещи, но, признаться, я всегда считал, что переплачивать сотни фунтов за престижную марку и эксклюзив – непростительное расточительство. Людям вроде Курта этого не понять, ему, логику и математику, даже в голову не пришло самое простое решение: послать курьера ко мне на Фолей-стрит с запиской для миссис Флиттл.

Я вздохнул еще раз и спросил, можем ли мы вернуть покупку. Курт удивленно вскинул бровь, сделал знак экономке, и та поспешно вышла из комнаты. Мак-Феникс, каменея лицом, разодрал упаковку и вытряхнул на паркет элегантные свертки. Я выругался, скрестил руки на груди и попытался объяснить упрямцу всю щекотливость ситуации. Я не мог жить за его счет; я с трудом притерпелся к тому, что он меня кормит, считая это издержкой профессии, я мог пойти с ним в сауну, по-дружески, но одеваться по его вкусу?! Я зарабатывал сам, не нуждался в опеке и не был его содержанкой, черт возьми!

– Если откажешься, я сожгу все барахло, – посулил мне этот шантажист, но я не купился.

Как маленькому, по слогам, я внушал ему аксиому: мы не настолько близки, чтобы я мог спокойно принимать такие подарки, даже если у него до фига денег и ему приспичило сделать сюрприз. Курт возражал, что раз мой костюм пострадал по его вине, он обязан возместить мне убытки. К концу нашей вдохновенной беседы мы орали друг на друга, как полоумные, и готовы были всерьез подраться, припоминая все обиды, выливая все недовольство и накопившийся гнев. От драки нас спасла миссис Фариш, вошедшая в комнату. Она спокойно и ласково спросила: «Милорд, какой суп предпочитает доктор?», и прозвучало это равносильно материнскому «Мальчики, не ссорьтесь!».

За миг до вопроса я готов был уйти в одних штанах, громко хлопнув дверью; голос экономки вернул мне рассудок и способность адекватно оценить ситуацию. Оборвав трехэтажный аргумент, я повернулся и также спокойно ответил:

– Французский луковый, мэм.