— Нет, тебе показалось, пойдем, я провожу тебя домой, — как можно нежнее говорит Варя, подбирая интонацию. Берет его за ручку, — покажи мне, где ты живешь? Я видела, ты оставил в луже ведерко. Давай заберем его и отнесем домой, чтобы не украли?

Мальчик кивает, сжимает ее руку сильнее и уверенно поворачивается в строну ржавых заброшенных гаражей. Он ведет ее по скользящей размытой дождем дороге, по узкому переулку, где дома больше походят на собачьи будки. Он не говорит ни слова, присутствие взрослого рядом уже неслыханная радость. Он не один, и кажется хочет что-то сказать, заглядывает в глаза, рассматривает незнакомку с ног до головы, теряется в эмоциях и снова молчит, пытается придумать, какой вопрос задать первым. И когда все же слова его восторга вырываются наружу, он так быстро и неразборчиво говорит, что Варе приходится угадывать смысл его слов. Выражение лица мальчика светится так, словно бы он только что обрел голос и нашел себе лучшего в мире собеседника.

Наконец, он приводит ее к своему дому. Постройка чудом держится на старых балках, все поросло чертополохом и деревянный серый забор разлагается на глазах. Ей совершенно не хочется пускать его туда, но выбора нет.

«Не могу же я его украсть, и выкормить, как своего сына?»

Его тоненькая горячая ручка выскальзывает из ее холодной руки и он бежит к брошенной луже. Неловко, точно гном пьяница, поднимает треснувшее пластмассовое синее ведро и несет его к Варе. Она ласково заводит его за калитку и прощается с ним, вежливо и серьезно просит его больше не уходить так далеко от дома. Как только калитка закрывается, и лицо мальчика скрывается за ней, она чувствует, что он не сдвинулся с места, сверлит глазами старое дерево, ждет, что она войдет обратно и проведет с ним еще хоть немного времени. Внутри Вари застревает огромный жгучий ком, наливаются болью глаза.

Варя возвращается разбитой. В недолгой дороге ее сопровождает свора бродячих собак, и взгляды диких облезлых кошек, сидящих на наполовину облысевших деревьях.

Практически у самой машины она поднимает взгляд. Слегка нервный Чернов ходит кругами, попутно копаясь в своем телефоне. Он замечает ее, и теперь по его лицу мелькает грозовая молния. Наверняка он хотел бы, чтобы Варя позвонила перед тем, как куда-то уходить. Она молча садится в машину, он, чуть погодя, садится тоже. Она бы и хотела сказать что-нибудь в свое оправдание, но ком в горле все еще жжется, и любые слова спровоцируют налитые глаза выпустить слезы из плена. Недолгое молчание под звуки бьющихся ветвей деревьев друг об друга прерывается раздраженным, холодным, но непринужденным голосом.

— Решила пойти домой пешком, без телефона? — Павел не отводит взгляд от лобового стекла, притворно всматривается в дерущиеся между собой деревья.

— Нет. Поехали домой, — тихо и тяжело произносит в ответ Варя.

— Что-то случилось?

— Нет. Просто вышла воздухом подышать.

Варя проглатывает тяжелый ком, прячет, как можно дальше, в желудок. Он еще даст о себе знать и не раз.

— Ясно.

После этих слов Чернов не произносит почти ничего. Они едут размеренно, никуда не торопясь.

Глаза бедного мальчишки, который возможно все еще стоит там, за калиткой и ждет, когда она ее откроет, не выходят из головы, впитываясь так глубоко, что ничто не смогло бы больше выдрать их из памяти. Варе становится холодно. Веки с каждым взмахом все тяжелее, а тело ломит страшная усталость. Она все больше погружается в сон. Мрачный и совсем чужой.