— Куда ты, дура?! Рано еще, он же к вам пошел!
Прямо сейчас ей хочется разбить эту тупую голову об раковину, а все потому что он прав. Идти обратно сейчас будет опасно, нужно дождаться, когда дозорный пойдет обратно, и только тогда выдвигаться в путь. В сердце что-то екает! Ну вот, вот оно сейчас схватит болью! Но…нет, ничего.
— Сиди тут, жди пока обратно пойдет! А мне пора. Приятно было посидеть, спасибо за компанию. Адьес! — проворачивает веселым тоном беглец, и в два широких шага выходит в коридор, оставив рыжую голову одну среди раковин и кранов.
Зоя не успевает придумать язвительный ответ. Рука не поднимается приложить ублюдка, испортившего ей ночь. Нервно выдохнув, она представляет, как завтра же находит его в укромном месте и вершит месть, за столь неуважительное обращение. И все же, терзает ее не это, а проносящаяся по всему телу со свистом легкая пустота, какой не было никогда раньше, даже после долгих одиноких тихих ночей.
Глава 4. Ведьма
Варвара спит, но сна нет, нет мыслей, нет чувств. Есть звуки, источник их неизвестен и сравнить их не с чем. Нет, кажется это голос, кто-то говорит, даже кричит. Очень знакомый голос, но вспомнить Варвара его никак не может. Становится холодно.
«Почему тьма не рассеивается? Нужно открыть глаза и посмотреть, что происходит снаружи. Открыть глаза? Как это сделать?»
Струйки белого света просачиваются сквозь пятна тьмы. Тонкие веки Варвары трепещут и постепенно приоткрываются. Ресницы медленно, почти с хрустом, отлепляются друг от друга. Свет врезается в сетчатку так больно, что Варя очень быстро и плотно зажмуривает глаза обратно. Еще пару секунд приходит в себя.
Татьяна Родионовна стоит над ее головой и гневно что-то выкрикивает, размахивает руками. Варя вдруг чувствует тяжесть нескольких накинутых на нее шерстяных одеял. Специфический резкий запах уже успел прилипнуть к коже, и от него Варя чувствует себя более чем тошнотворно. Резкая острая боль в затылке и лобных долях выдавливает из нее стон.
Сон был слишком реалистичный. Варя только начинает вспоминать саму себя. Неужели такое возможно? С очередной попыткой открыть глаза и приподнять голову к горлу, подкатывает новая волна тошноты, в височные доли с напором приливает кровь. Свинцово звонкий дикторский голос все никак не успокаивается. Глаза, наконец, открываются и привыкают к желтому свету лампы.
Варя лежит в коридоре на старом диване. Ноги бесцеремонно устраиваются прямо поверх кипы старых бумажных журналов ЗОЖ, которые Татьяна Родионовна копила долгие годы и отказывалась от них избавляться. Несколько старых одеял накрывают ее, и часть из них просто сползает на пол, плотно набитая жесткая подушка из гусиного пера способствует болям в затылочных долях. Более всего ее удивляет не то, почему так громко визжит бабушка, и не то, что она очнулась в коридоре, а то, что в противоположном углу, на скрипучем хлипком стуле сидит Чернов, держась руками за голову, плотно сомкнув глаза.
— НУ ПРИЗНАВАЙСЯ ИРОД, ЧЕМ НАПОИЛ?! Я ПРЕДУПРЕЖДАЛА ТЕБЯ?! ПРЕДУПРЕЖДАЛА?! ЕСЛИ ОНА СЕЙЧАС В СЕБЯ НЕ ПРИДЕТ, ТЕБЕ, ДРУГ, ТЯЖЕЛО ПРИДЕТСЯ!
— Бабушка, прекрати, я в порядке! Ты с ума сошла?! Что случилось?
Слабый взволнованный девичий голос заставляет ее наконец замолчать.
Паша вдруг размыкает глаза, встречается взглядом с больной и с облегчением выдыхает, откинувшись на спинку стула.
— Я же говорил, что она просто уснула по дороге.
Татьяна Родионовна переводит яростный взгляд на Варвару, та в ответ пожимает плечами.
— Да, я уснула, а до того сильно промокла и замерзла. Ничего удивительного, ты же знаешь. Мне просто нужно согреться. Он здесь ни при чем, отпусти его.
— Напоил!
— Нет, ничего я не пила, ни ела, и по голове меня никто не бил. Успокойся же ты наконец! У меня переохлаждение, вот и все. Хочешь, врача вызови, экспертизу, нанимай детективов, ты этим ничего не докажешь! Паша, иди домой, я разберусь, — Варя вдруг проявляет в голосе напор и серьезность, с какой, кажется, никогда еще не говорила с бабушкой.