— Уверен?

За все время нашего разговора он предлагал мне раз пять.

И все пять раз я отнекивался.

— Мне и так хорошо. С героином кончено.

— Как знаешь. Ладно, у меня сейчас массажистка, но ты можешь отдохнуть. Потом мы поговорим о твоей музыке.

— Поговорим, — сказал я.

Я был абсолютно уверен, что «массажистка» была проституткой, но кто я был такой, чтобы судить? Он сказал, чтобы я чувствовал себя как дома, и поэтому я не упустил возможности осмотреть громадный дом. Я был совершенно очарован, когда увидел огромный красивый бассейн и океан прямо за ним, причем казалось, что воды первого и второго сливаются. Я расположился на большом плюшевом шезлонге и слушал шелест волн. Но внутри у меня нарастало некое чувство. Героин звал меня. Он призывал мою душу. Он манил меня, как сирены манили усталых моряков. Это было томление духа.

И героин победил.

Я подумал: «Что, если я попробую кусочек? Так мы поладим. И клиенту не будет совестно, что он торчит у меня на глазах».

Я пошел на кухню, приготовил кусочек, вдохнул, и меня тут же вырвало в раковину.

— Что за черт!

Возник сильный страх. Я вдохнул еще раз, и меня снова вырвало, только на этот раз еще сильнее прежнего.

С другого конца дома я услышал голос режиссера.

— Эй, ты в порядке?

— Разумеется. Я просто кашляю. Со мной все отлично. Кхе, кхе, кхе.

Я подумал: «Попробую покурю еще немного мази. Успокоюсь и расслаблюсь заодно». Поэтому я курил еще и еще. Когда он вернулся, я уже был на седьмом небе. Смахнув остатки героина в карман, я убрался из его дома со всей быстротой, на которую был способен. И отправился к Давиду. Мне казалось, что наш разговор никогда не кончится. Пока Давид говорил, я думал только о своем кармане и его содержимом.

Наконец-то Дженнифер улеглась в постель, а после нее — и Давид. Я же заперся наверху в ванной, предварительно захватив с собой фольгу, зажигалку и соломинку. И просидел там всю ночь, докуривая кусочки, останавливаясь только затем, чтобы блевануть в раковину. Потом героин кончился. В считаные часы я не только вернулся в прежнее состояние, — все было гораздо хуже. Ведь я солгал людям, которые меня любили. Теперь, когда садилось солнце и все засыпали, я ехал в Санта-Монику, принимал свою дозу и возвращался к Давиду засветло. А когда они просыпались, я готовил им завтрак.

Даже когда ежедневные траты на героин возросли с десяти долларов до трехсот, я прятался. Режиссер платил мне тысячу долларов за грамм, хотя он стоил около ста, остальное я тратил на себя. Я вернулся обратно в игру. Я начал ездить в даунтаун Лос-Анджелеса, покупал грамм за тридцать долларов и перепродавал.

У моего романа с героином был непродолжительный медовый месяц, а потом все полетело ко всем чертям. И сам я летел вниз с обрыва в кромешную тьму. Мнение окружающих меня больше не волновало. Дженнифер была расстроена и злилась, но даже она не знала, насколько плохо обстоят дела. Она думала, что я употребляю для развлечения и в любую минуту могу завязать. Но корабль уже поплыл. Героин знал, что я плотно сижу на крючке, и теперь сбросил маску, явив свою истинную звериную сущность.

Как я уже сказал раньше, это было томление духа. В этом мраке была одна интересная особенность: наркотик без моего ведома украл у меня душу, он разрушал мою жизнь.