Гвоздевского, она вернулась в кабинет Игоря Николаевича.
— Утром позвоните начальнику управления, что больной
Гвоздевский умер, а заключенная Ивлева к этапу готова.
— Это ваше последнее слово?
— Да.
— А женщины? Ваши протеже?
— Я больше ничего не могу для них сделать. Они в вашей
власти.
— Теперь я вам верю. Сколько раз меня предавали... доно
сили... Я совсем разуверился в людях... Кто за миску баланды,
кто и подороже совесть продает... А вы потребовали, чтоб я
вам открыл самую большую тайну. Я — не вы... многого боюсь.
Боюсь, что пошлют на общие работы, боюсь, что будут изде
ваться и бить, боюсь остаться голодным... ох, как боюсь, Любовь
Антоновна. Но хуже всего я боюсь, что в больницу вместо меня
придет другой. Я нарочно ушел в субботу и не появлялся два
дня, они готовы были объявить меня в побеге, а я сидел у
одного охотника в избе и рассказывал ему старые анекдоты.
— Зачем?
— Я узнал о болезни на десять минут раньше майора и