– Поэтому Даниэль капитан. Он был уверен, что сможет.

Им принесли напитки, и запах кофе тут же окутал Оливию. Она пришла забыть, а получается – только вспоминает.

– Давай больше не будем говорить о моих капитанах… – Взгляд упал на торт. Шоколадный с шоколадом внутри и полит шоколадом. Захотелось встать и уйти. Убежать. Но она продолжала сидеть, пытаясь не думать о кофе и шоколаде, который сама же и заказала.

– Конечно, прости, что напоминаю тебе о работе. Я скажу еще кое-что, и больше мы не затронем эту тему.

Оливия удивленно посмотрела на собеседника. Что еще можно сказать?

Девушка заметила, как он набрал больше воздуха в легкие, закрыв глаза, потом резко выдохнул, открыв их:

– Когда я впервые увидел тебя, Оливия, на собрании у Мухаммеда, – он облизнул пересохшие губы и продолжил: – ты мне очень понравилась. Вернее, я влюбился в тебя, как подросток…

Патрик потупил взгляд, нахмурившись, пытаясь подобрать нужные слова. Оливия, напротив, смотрела на него, широко открыв глаза. Сердце, услышав признание, не взорвалось от радости, не забилось учащенно, скорее наоборот. Она предпочла бы это не слышать. Патрик только что признался ей в любви. Или влюбленности? Не важно. Она должна была ответить, но продолжала молча смотреть на него.

– Ты сидела такая красивая, – он улыбнулся, – удивительная девушка, которая защищала своего капитана. Я был очарован тобой. Но… – Чувствовалось, как тяжело ему даются эти слова. – Тогда мне показалось, что между тобой и Даниэлем Фернандесом что-то есть, вас будто что-то связывало, но я не мог понять что. То вы ругались, то улыбались друг другу. Ваши улыбки расклеены по всему зданию аэропорта. И если бы я не узнал правду, то, наверное, не сидел бы здесь рядом с тобой.

Оливия побледнела, хватаясь за чашку с кофе, и сильно сжала ее в руках. О какой правде он говорит? На секунду ей захотелось оказаться как можно дальше отсюда, а желательно – выше. Над землей.

– Какую правду? – тяжело произнесла она.

– Между вами ничего не может быть, ведь Даниэль Фернандес – гей.

Чашка с грохотом ударилась о блюдце. Руки не могли ее больше держать. Смеяться или плакать? Облегченно вздохнуть или что-то доказывать?

– Нет, – Оливия закрыла лицо руками и засмеялась, – он не гей. Это я оклеветала его, но я не знала, что сплетни тут так быстро распространяются. Кто сказал тебе про него такое?

– Нет? – Девушка увидела на лице Патрика лишь напряжение. – Стюардесса Дюпре, Меган.

– Это я ей сказала в тот день, когда мы готовились к вылету из Гамбурга. Я обменялась капитанами с ней, она должна была лететь с вами. Но Даниэль предложил мне лететь в кабине пилотов, и мне пришлось придумать, что он гей, лишь бы только она передумала. И она передумала, я полетела с вами.

Патрик не смеялся, казалось, он не рад этой новости.

– Значит, это ложь, – тихо произнес он, – я уже надеялся, что у меня нет конкуренции.

Смех Оливии тоже стих. О какой конкуренции он говорит?

– Даниэль – мой капитан, – прошептала она, смотря на Патрика, – между нами ничего не может быть.