— Красную футболку… — всхлипываю я. — Плавающую в воде.
Теперь он гладит мои руки. Офицер не смотрит. Гладит и гладит, стремясь успокоить меня.
— Да, но Джоша в ней не было. Он был в безопасности в стороне от пруда.
Слезы текут ручьем по моему лицу. Как? Почему? У меня столько вопросов, что они мешают друг другу слететь с моего языка.
— Слава богу! — выдыхаю я. — Мой мальчик! Мой драгоценный малыш!
И тут поглаживание прекращается. Люк отпускает мои руки и смотрит на меня со страхом в глазах.
— Но… ты помнишь, что случилось с папой?
Офицер объявляет, что у меня очередной посетитель. Видимо, я подписывала бумагу, что не против этого. Но я не помню. Сейчас все кажется нереальным, у меня кружится голова. Я до сих пор пытаюсь принять то, что сказал мне Люк. Часть меня испытывает такое облегчение, что я почти «плыву». Но остальная я потрясена до глубины души. В это невозможно поверить. Меня ведут в помещение для свиданий, которое напоминает школьный спортзал с решетками на окнах во всю стену. Офицеры зорко следят за происходящим, прохаживаясь между столов и стульев. Одна сторона — для нас. Другая — для посетителей. Там сидит и ждет меня женщина, которая была на слушании об освобождении под залог. Неужели это действительно дочь, о которой мне рассказывали?
Прекрасные темные кудри Эми мягко вьются по плечам. На ней кремовый жакет. Его вид пробуждает воспоминания о походе по магазинам. Кажется, мы покупали его вместе? До того, как Кэрол ворвалась в нашу жизнь и все разрушила?
— Как ты могла, мама? — начинает она.
— Прости, — выдавливаю я. — Прости меня.
Дочь заливается слезами. Ее горе разрывает мне сердце. Я подаюсь вперед, чтобы обнять ее, но она отталкивает меня. Каждая мать хочет утешить своего ребенка, независимо от того, сколько ему лет. Но я потеряла на это право.
Я оглядываюсь по сторонам. Это не личное свидание. Мы не единственные в зале, у кого столь же эмоциональная встреча.
— Я так скучаю по папе, — рыдает дочь.
— Я тоже…
— Не смей так говорить! — Эми бьет кулаком по столу между нами. — Ты убила его! И Джош тоже мог погибнуть по твоей небрежности! И это ты во всем виновата!
Разве я и так этого не знаю? Разве не говорю себе то же самое каждую секунду каждой минуты каждого часа с тех пор, как Люк сказал мне правду? С тех пор, как моя старая музыкальная шкатулка стала спусковым крючком для воспоминаний, зарытых в глубине сознания.
— Ты понятия не имеешь, каково нам было! — кричит Эми. — Как ты могла просто взять и бросить нас на четыре с половиной месяца?
Слез уже не видать, вместо них на лице дочери неприкрытый гнев.
— Мы даже не знали, жива ты или нет! И честно говоря, иногда мне хотелось, чтобы ты исчезла навсегда! Неужели ты совсем не чувствуешь себя виноватой?