Пока наш кузнец занимался лошадью шевалье (а она не только потеряла подкову, но еще и заметно хромала на правую заднюю ногу), мы предложили гостям отведать скромных угощений.

— Тронуты вашей любезностью, прекрасная хозяйка, — заливался соловьем герцог. — Нас уже предупредили, что ваш отец отбыл на охоту, поэтому не беспокойтесь — как только лошадь будет подкована, мы тут же удалимся.

На сей раз вздох кузины был полон сожаления.

Слуги уже прослышали о визите важной персоны, и на стол были выставлены и старинное серебро, и восточный сервиз из тончайшего фарфора. Да и яства были поданы куда более обильные, чем обычно. Наш повар прекрасно готовил, и в качестве паштетов, суфле и других холодных закусок можно было не сомневаться, что и не преминули отметить гости.

— Право же, эти блюда не стыдно было бы подать и королю, — признал де Ламар.

Он и за столом много и с удовольствием говорил. Джемма соглашалась с каждым его словом — даже если с его уст слетала откровенная банальность.

Шевалье де Монкур был куда менее многословен. Иногда он вставлял в разговор отдельные фразы, но каждый раз кузина осаждала его возмущенным взглядом — словно считала дерзостью его вмешательство в беседу людей, имевших более высокий статус. Мне было стыдно за Джемму, но выступить в защиту шевалье значило бы еще больше его обидеть. Поэтому я, как могла, поддерживала беседу с ним и видела, что он был признателен мне за это.

Я имела слабое представление о мужской красоте, но Монкур понравился мне куда больше фанфарона-герцога. Да и суждения его были весомее и выдавали в нем человека образованного и с хорошим вкусом.

— Мы хотим приехать в Лиму на сезон балов, — сообщила Джемма, — и надеемся быть представленными ко двору.

Она произнесла это с гордостью, ничуть не сомневаясь, что гость должен этим восхититься. И он ее не разочаровал.

— Уверен, вы станете жемчужинами королевского двора, — отвесил комплимент герцог и подкрутил свой длинный ус. — Хочу заметить, что в моем доме также даются роскошные балы, и я буду рад видеть вас у себя. Известите меня, когда приедете в столицу, и я лично привезу вам приглашения.

Кузина едва сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши. Завтрак, меж тем, был окончен, и наш дворецкий как раз сообщил, что лошадь подкована.

— Не смеем больше злоупотреблять вашим гостеприимством, сударыни! — герцог первым поднялся из-за стола.

Мы снова вышли на крыльцо. Слуга шевалье вел по двору его лошадь, и я с беспокойством отметила, что ее хромота не прошла.

— Но как же вы поедете на ней, сударь? — с тревогой спросила я. — Если она повезет кого-то в седле, то, боюсь, вы не доберетесь до столицы, — мне было жаль и лошадь, и ее хозяина. — Быть может, вы возьмете одну из лошадей моего отца? Нет-нет, вы не доставите нам этим никакого беспокойства! Вы вернете ее, когда мы приедем в столицу.

Шевалье искренне поблагодарил меня за такую заботу и, хоть и с некоторыми сомнениями, моим предложением воспользовался.

Когда гости в сопровождении слуг выехали со двора, Джемма фыркнула:

— Какая же ты еще дурочка, Алессандра! С какой стати ты отдала ему лошадь? Он вполне мог воспользоваться лошадью своего слуги. Его статус не столь высок, чтобы считать это недопустимым. Он — всего лишь шевалье.

Я пожала плечами и отправилась в дом. Слова кузины были мне неприятны. В нашей конюшне было много лошадей, и я не сомневалась, что отец вполне одобрит мой поступок. К тому же, мне отчего-то доставляло удовольствие думать о том, что если шевалье в столице нанесет нам визит, чтобы вернуть лошадь, то мы с ним снова встретимся.