Реконструкция травмы
Анализируя траекторию жизни взрослых детей нарциссических родителей, мы часто обнаруживаем, что в основе ее лежит та или иная форма явления, которое психологи называют реконструкцией травмы или принуждением к повторению. Это явление связано с повторением травматического события во взрослом возрасте. Доктор Патрик Карнес, автор книги «Узы предательства», пишет, что психотерапевты используют термин «принуждение к повторению» для описания повторяющегося поведения или «поискового» поведения, когда человек, переживший психическую травму, невольно стремится воссоздать прошлый травматический опыт и часто оказывается в аналогичных ситуациях и с людьми аналогичного типа. Однако многие не понимают, что это поведение обусловлено изначальным предательством и травмой, и не видят между ними связи. По мнению Карнеса, «истоки реконструкции травмы следует искать в забытом прошлом».
Хотя на первый взгляд процесс реконструкции травмы можно ошибочно принять за серию осознанных решений, однако чаще всего дело обстоит совсем не так. Движущей силой этого события является наше подсознание, поэтому оно может произойти совершенно случайно и независимо от нашей воли. Мы можем даже не подозревать о том, что переживаем цикл повторения травмы, пока не увидим полную картину знакомого нам сценария.
Принуждение к повторению часто имеет зависимый, рефлексивный и, по всей видимости, непреодолимый характер. Доктор Уитфилд замечает по этому поводу, что подобные навязчивые и повторяющиеся действия выполняются импульсивно, в автоматическом режиме, как будто на рефлекторном уровне. Их диапазон включает следующие варианты поведения: злоупотребление психоактивными веществами, сексуальная зависимость, чрезмерная продуктивность и трудоголизм, стремление контролировать других, интенсивные романтические отношения, транжирство или другие формы саморазрушения или даже причинение вреда другим.
Вероятно, одна из наиболее распространенных форм принуждения к повторению находится в сфере наших межличностных отношений во взрослом возрасте. Не стоит удивляться, что 83 % опрошенных мною взрослых детей родителей-нарциссов, вырастая, вступали в токсичные отношения с теми, кто напоминал их родителей. Безусловно, мы не должны заниматься самобичеванием только потому, что пережили повторную травму. Не следует также рассматривать реконструкцию травмы как свидетельство нашей крайней неполноценности, которая освобождает от ответственности хищников, сделавших нас своей добычей.
Вне зависимости от обстоятельств получения травмы в детском возрасте насилие есть и всегда будет виной насильника, который его совершает. Мы можем брать на себя ответственность за собственное исцеление, не виня себя за абьюзивные действия других. Мы также знаем, что любой, независимо от воспитания, полученного в детстве, может стать мишенью индивидуума нарциссического типа. Люди-хищники, которые стремятся терроризировать тех, кто и так уже перенес травму, тем более опасны, поэтому должны нести полную ответственность за совершаемые действия.
Как бы то ни было, понимание такого явления, как повторение травмы, имеет большое значение для того, чтобы научиться прерывать этот цикл и, прежде всего, чтобы научиться осознавать, что мы попали в этот порочный круг. Для того чтобы успешно пройти по пути к исцелению во взрослом возрасте, необходимо понять, как воспитание, полученное в детстве, укрепляет травматические привязанности в нашем настоящем, как мы дошли до того, чтобы считать насилие нормой, и какие детские раны можно залечить, чтобы эмоционально отстраниться от наших мучителей.
По мнению доктора Леви, обычно бывает несколько причин для реконструкции травмы, включая попытки на подсознательном уровне справиться с ней и непреднамеренное повторение травмы, обусловленное подсознательными защитными механизмами и душевными ранами. В своей статье «Полезный способ понять и концептуализировать реконструкцию травмы» он пишет, что человек, переживший травму, воссоздает ее, чтобы «запомнить, ассимилировать и интегрировать травматический опыт и в дальнейшем залечить свою травму». Он также отмечает, что в реконструкции есть что-то «необъяснимое»: хотя, судя по всему, это вполне осознанный и целенаправленный процесс, тем не менее в нем ощущается некая непреднамеренность. Несмотря на то что эти реконструкции можно интерпретировать как неосознанные попытки справиться с травмой, к сожалению, они редко оправдывают надежды и приводят к разрешению травмы и ее преодолению.
Это, вероятно, тот аспект реконструкции травмы, где индивидуум, судя по всему, наиболее осознанно проявляет свободу действия. В своем желании преодолеть травму люди часто тяготеют к реализации сценариев, подобных тем, которые они пережили в детстве. Таким образом они пытаются найти какую-то форму разрешения травмы или направить свой опыт в другое русло.
Например, проходя обучение в магистратуре, я беседовала с преподавателями, которые подвергались буллингу в детстве. Они попытались справиться с травмой, решив отправиться на изначальное «место преступления» – в школу. Многие из них вводили учебные планы и программы, направленные против буллинга, в школах, сами преподавали. Таким образом, они вполне успешно адаптировались и направили свой травматический опыт на благое дело. Они помогли другим детям избежать травли, которой когда-то подвергались сами. С точки зрения доктора Леви, это можно считать успешной «адаптацией», или примером преодоления своих травм. Они не только стали активными участниками создания более вдохновляющих нарративов, касающихся собственного опыта, но и вселили надежду в своих товарищей по несчастью.
Но процесс преодоления травмы может принять неадаптивные формы. Некоторые из тех же жертв буллинга, несмотря на успешную карьеру, во взрослом возрасте в конце концов вступали в близкие отношения с нарциссическими партнерами. Пережитый ими опыт буллинга продолжал негативно влиять на них в межличностном общении, что приводило к заниженной самооценке и потребности в валидации со стороны токсичных людей. Подсознательно пытаясь преодолеть травму, вызванную запугиванием и издевательствами, они помимо своей воли оказывались жертвами повторной травмы в своем кругу общения и интимных отношениях.
Неадаптивный аспект процесса преодоления травмы довольно часто проявляет себя во взрослых отношениях у тех, кого воспитывали родители нарциссического типа. Мы не только пытаемся найти удачное разрешение перенесенной травмы на подсознательном уровне. Наше близкое знакомство с насилием и восприятие его как нормы заставляют нас тянуться к людям, которые внешне могут казаться обаятельными, но на самом деле оказываются такими же хищниками, как и значимые взрослые из нашего детства.
По мнению доктора Леви, пережившие травму склонны вступать во взаимоотношения, напоминающие отношения со значимыми людьми в прошлом, поскольку они чувствуют себя комфортно в знакомой токсичной обстановке. Он приводит в пример мужчину, который подвергался эмоциональному насилию со стороны своей холодной, отстраненной матери и в итоге вступил в отношения с женщиной с очень похожими чертами и воспитанием. Леви отмечает, что, когда животные перевозбуждены, они стараются избегать новизны и незнакомых ситуаций. Только в спокойном состоянии, когда уровень возбуждения достаточно низок, они начинают проявлять любопытство и исследовать неизведанное. Леви считает, что нечто похожее происходит с жертвами насилия в детстве, когда близкие отношения с другими людьми вызывают у них постоянное «состояние перевозбуждения», ведь им более привычны отношения, окрашенные жестокостью, тревогой и страхом.
Вполне логично, что, поскольку многие взрослые дети родителей-нарциссов пребывают в состоянии перевозбуждения вследствие нелеченой травмы, они подсознательно стремятся к хорошо знакомым абьюзивным отношениям, а не к новым и здоровым, даже не осознавая этой закономерности. На мой взгляд, психологи представляют эту причинно-следственную связь как довольно простую и прямолинейную, однако мне кажется, что она имеет гораздо более сложный и многогранный характер. Действительно, на подсознательном уровне мы можем выбирать партнеров, во многом похожих на наших детских опекунов, – таким образом мы пытаемся разрешить ужасные травмы, пережитые в детстве. Однако многие жертвы нарциссических личностей, став взрослыми, не поддаются на удочку хищных личностей, которые кажутся им жестокими или напоминают собственных родителей. Их скорее привлекают «рыцари в сияющих доспехах» – люди, которые воспринимаются как спасители. Вот почему бомбардировка любовью со стороны нарциссических личностей оказывается настолько эффективной: она действует на нас обезоруживающе, поскольку символизирует безусловное позитивное отношение, которого мы были лишены в детстве. Каждый ребенок заслуживает такого отношения, но, к сожалению, не все его удостаиваются. В этом желании нет ничего плохого. Однако оно делает нас уязвимыми, так как зачастую мы не можем вовремя понять, что это желание мешает увидеть наших партнеров в истинном свете, а не такими, за кого они себя выдают.
Скрытые абьюзеры медленно разрушают наши защитные механизмы и мало-помалу размывают наши личные границы. И наступает момент, когда мы обнаруживаем, что обаятельный спаситель на самом деле обыкновенный обманщик. Но уже слишком поздно: мы подверглись насилию, пережили повторную травму, и между нами и этим человеком образовалась травматическая связь.
Как известно, у людей, подвергшихся насилию со стороны нарциссических родителей в детстве, могут сформироваться такие типы привязанности, как ненадежный, тревожный, дезорганизующий и избегающий. Кроме того, многие из нас страдают от последствий травмы отвержения. Во взрослом возрасте, когда мы вступаем в отношения с нарциссическими личностями, склонными к насилию, эти травмы только усугубляются и пломбируются. Каждая новая связь с токсичным человеком в очередной раз сыплет соль на наши открытые раны. Мы чувствуем еще большее оцепенение и беспомощность, потому что, даже понимая, что подвергаемся насилию, мы боимся быть брошенными: ведь в детские годы это могло стоить жизни.
Не забывайте: наш мозг запрограммирован на выживание в самых опасных ситуациях. В детские годы мозг настолько подавлен стрессом, вызванным поведением наших агрессивных родителей, что использует б
Возможно, чтобы не оказаться отверженными, мы предпочитаем самоизолироваться или отстраниться от общения с другими. Однако, поступая таким образом, мы лишаем себя возможности возникновения взаимодополняющих отношений, в которых мы можем почувствовать себя любимыми. Может быть, мы связываемся с эмоционально недоступными партнерами или теми, кто изначально не представляет особой «угрозы» для нашей нервной системы, так как мы сразу поняли, что они нам не подходят. Это может быть одним из защитных механизмов, позволяющих избежать отторжения и эмоционального потрясения в случае отношений с тем, кто нас по-настоящему интересует. Ведь если мы выберем кого-то, кто не сможет посвятить нам всю жизнь, или того, кто на самом деле нам неинтересен, мы тем самым «избежим» положения покинутого. Однако независимо от нашей воли может случиться так, что этот человек нас все-таки бросит, и это снова разбередит наши детские раны. Мы все равно окажемся отвергнутыми, причем человеком, который даже не представлял для нас особого интереса!
Кроме того, мы можем использовать диссоциативные защитные механизмы, сформировавшиеся еще в детстве, когда отделяли себя от реальности, воспринимая ее как бы со стороны, чтобы пережить негативный опыт насилия. Будучи ребенком, который сам подвергался жесткому эмоциональному насилию со стороны родителя-нарцисса или был его свидетелем, я помню, как закрывала уши ладошками, чтобы не слышать громкие перебранки, будившие меня каждое утро. Еще мне приходилось мысленно отключаться и диссоциироваться, когда я становилась свидетелем жуткого вербального насилия, с помощью которого мой нарциссический отец пытался держать нашу семью под контролем. Помимо всего этого, я в то время подвергалась жестокой травле со стороны своих сверстников, поэтому часами предавалась грезам наяву, придумывая фантастические миры и спасаясь в своих фантазиях от реальности, наполненной насилием. Эти диссоциативные защитные механизмы могут включаться и во взрослом возрасте, когда мы вступаем в токсичные отношения. Даже подвергаясь абьюзу, жестокому обращению, ущемлению наших прав, мы можем использовать такие способы защиты, как отрицание, минимизация или погружение в мечты об идеальных отношениях.
Этот механизм защиты выработался в нашем тяжелом детстве, но во взрослой жизни он оказывается неэффективным. Наоборот, он способствует тому, что мы еще больше увязаем в токсичных отношениях, тем самым продолжая раскручивать порочный круг повторений.