Рассматривая по большей части философские вопросы, а не проблемы безопасности, авторы рассуждали о том, что значит быть человеком, стремиться к счастью, уважать дарованное нам природой и принимать ее дары. В докладе утверждалось, а точнее, даже проповедовалось, что не стоит заходить слишком далеко в стремлении изменить “естественный” порядок вещей, поскольку такая самонадеянность может поставить под угрозу наше существование. “Мы хотим, чтобы наши дети стали лучше, но только если ради этого нам не придется превратить продолжение рода в производственный процесс с целью внедрения в их мозг изменений, которые помогут им получить преимущество над сверстниками, – написали мыслители. – Мы хотим показывать лучшие результаты во всех сферах жизни, но только если ради этого нам не придется стать простыми творениями наших химиков или превратиться в инструменты, разработанные, чтобы нечеловеческим образом добиваться побед и великих свершений”. Можно даже представить, как паства в этот момент кивает, говоря: “Аминь”, – и лишь кое-кто в задних рядах бормочет: “Говорите за себя”.
Глава 36. Даудна берется за дело
Весной 2014 года, когда накалялась борьба за патенты в сфере CRISPR и запуск компаний по редактированию генома, Даудне приснился сон. Точнее, кошмар. В нем видный исследователь попросил ее встретиться с человеком, который хотел разузнать о редактировании генома. Она вошла в комнату, где тот ее ожидал, и отпрянула. Перед ней, приготовив ручку и бумагу для заметок, сидел Адольф Гитлер со свиным рылом. “Я хочу понять, как использовать удивительную технологию, которую вы изобрели, и какие выгоды она дает”, – сказал он. Даудна проснулась в холодном поту. “Я лежала в темноте, сердце колотилось, и мне никак не удавалось отогнать от себя ужасное предчувствие, которое появилось у меня после этого сна”. У нее началась бессонница.
Технология редактирования генома могла принести очень много пользы, но мысль о том, чтобы использовать ее для внедрения в геном человека изменений, которые унаследуют все будущие поколения, вселяла беспокойство. “Неужели мы создали набор инструментов для будущих Франкенштейнов?” – гадала Даудна. А может, и того хуже, инструмент для будущих Гитлеров? “И Эмманюэль, и я, и наши коллабораторы представляли, что технология CRISPR будет спасать жизни, помогая излечивать генетические заболевания, – написала она позже. – Но когда я думала об этом, я едва ли была в состоянии хотя бы обзорно охватить все варианты того, каким образом нашу непростую научную работу можно извратить”[329].
Примерно в это время Даудна увидела пример того, как люди с благими намерениями могут проложить путь для редактирования генома. В марте 2014 года Сэм Стернберг, один из исследователей в ее дружной команде CRISPR, получил письмо от подающей надежды молодой предпринимательницы Лорен Бухман из Сан-Франциско, которая узнала адрес Стернберга от друга. “Здравствуйте, Сэм, – написала она. – Приятно познакомиться с вами через почту. Насколько я вижу, вы работаете по другую сторону моста. Могу я угостить вас кофе и обсудить с вами то, чем вы сейчас занимаетесь?”[330]
“Я готов встретиться с вами, но у меня плотный график, – ответил Стернберг. – Может, вы расскажете мне немного о своей компании?”
“Я основала компанию
Стернберг удивился, но шокирован не был. К тому времени систему CRISPR-Cas9 уже применяли для редактирования эмбрионов, вживленных обезьянам. Ему захотелось больше разузнать о мотивах Бухман и выяснить, каким образом она собирается идти к своей цели, и потому он согласился встретиться с ней в мексиканском ресторане в Беркли. Там Бухман изложила ему идею предлагать людям возможность применять CRISPR для редактирования генома будущих детей.
Она уже зарегистрировала домен HealthyBabies.com и предложила Стернбергу стать сооснователем компании. Это удивило его – и не только потому, что он, как и его приятель из лаборатории Блейк Виденхефт, отличался благодушной скромностью. Дело в том, что у него не было опыта редактирования человеческих клеток и он ровным счетом ничего не знал о вживлении эмбрионов.
Когда я впервые прочитал об идее Бухман, она меня обескуражила. Но затем я навел справки и узнал, к своему удивлению, что Бухман весьма серьезно относится к вопросам нравственности. Ее сестра победила лейкемию, но из-за своего лечения лишилась способности иметь детей. Сама Бухман была сосредоточена на карьере и переживала, что время на ее биологических часах заканчивается. “Мне было за тридцать, – вспоминает она. – Все женщины в таком возрасте сталкиваются с одной и той же проблемой. Мы хотим строить карьеру, не позволяя списывать себя со счетов как будущую мамочку, и начинаем обращаться в клиники вспомогательной репродукции”.
Она знала, что клиники, где осуществляется экстракорпоральное оплодотворение, могут проводить диагностику на наличие вредоносных генов, прежде чем выбирать эмбрион для вживления, однако, как женщина за тридцать, она также понимала, что произвести несколько эмбрионов не так-то просто. “Порой получается всего один-два эмбриона, – отмечает она, – поэтому провести преимплантационную генетическую диагностику не всегда бывает легко”.
Именно тогда она услышала о CRISPR и обрадовалась. “Мысль о том, что мы можем лечить болезни в клетках, казалась чудесной и многообещающей”.
Она была внимательна к социальным аспектам вопроса. “Все технологии можно использовать во благо и во вред, но пионеры новых технологий имеют возможность продвигать их корректное и этичное использование, – говорит она. – Я хотела редактировать гены правильно и открыто, поэтому собиралась разработать набор этичных процедур для пациентов, которые решат ими воспользоваться”.
Некоторые инвесторы и предприниматели из сферы биотехнологий, к которым она обращалась за консультацией, предлагали ей дикие, с ее точки зрения, идеи. Так, они советовали ей привлечь биохакеров к редактированию генома пациентов. “Чем больше я слышала, тем лучше понимала, что должна все сделать сама, – говорит она, – потому что в ином случае эти экстремисты, которых не заботят ни последствия, ни этические вопросы, захватят бразды правления в этой сфере”.
Стернберг поужинал в мексиканском ресторане, но на десерт не остался. У него не было желания становиться сооснователем компании, однако идея его заинтересовала, и он согласился посетить штаб-квартиру компании. “Не было ни единого шанса на миллион, что я стану в этом участвовать, но мне было любопытно”, – говорит он. Он знал, что Даудну уже беспокоили подобные вещи, поэтому решил посетить лабораторию, чтобы поговорить с человеком, который хотел стоять у руля столь неоднозначного проекта по применению CRISPR.
В ходе этого визита Стернберг посмотрел проморолик компании
Стернберг решил не связываться с этим, но Джордж Черч на некоторое время стал консультантом компании по науке, работая при этом на добровольных началах. “Джордж предложил мне работать со сперматозоидами, а не с эмбрионами, – вспоминает Бухман. – Он сказал, что в таком случае у нас, возможно, будет меньше проблем”[331].
В конце концов Бухман отказалась от своей идеи. “Я изучила примеры использования технологии, законодательство в соответствующей сфере и вопросы этики, и стало очевидно, что заниматься этим слишком рано, – говорит она. – Ни наука, ни общество не были к этому готовы”.
Рассказывая о своих встречах Даудне, он отметил, что “глаза [у Бухман] горели, как у Прометея”. Позже он использовал эту фразу в книге, которую написал в соавторстве с Даудной, и это разозлило Бухман. Если бы она предложила идею
Повстречавшись с Гитлером во сне и узнав от Стернберга о